Перламутровый дождь на двоих - [4]

Сашка вылетела из комнаты и в три прыжка оказалась на кухне.

– Это не дети, это я обнаглела, – сказала она.

Обе женщины вопросительно уставились на ее пылающие огнем щеки.

– Пельмень я кинула, – пояснила девушка. – Хотела кошкам, а попала в вас. Простите меня, баб Вер. Я не нарочно. – Она молитвенно сложила руки.

– Ох, Александра, Александра, – покачала головой соседка. – Хорошая ты девка, только дурная. Пора бы уже повзрослеть.

– Я уже совсем скоро, – пообещала Сашка. – Сразу после Нового года. Вы, главное, потерпите.

Стихотворение возникло в ее голове сразу – словно вспышка: только что не было, и вот уже есть.

Сашка шла из магазина, таща для бабы Веры тяжеленную сумку с продуктами, и шептала одними губами:

Покой приходит слишком редко.

Осенним звоном лес объят.

Березы тоненькая ветка

Нацелилась лететь в закат.

Здесь пахнет небом и смолою,

Грибами, прошлым и дождем.

Ты посмотри, не мы ль с тобой

Ввысь, взявшись за руки, идем?[1]

Ей казалось, она вдруг перенеслась в какой-то параллельный мир, где все правильно, легко и хорошо, где все подчинено единому ритму, и сама Сашка – древний шаман, заговаривающий добрых духов быть на ее стороне.

За углом забибикала машина, прогоняя со своего пути зазевавшегося прохожего. Девушка вздрогнула и словно проснулась.

Какие грибы, какая осень?! Кругом зима, сугробы намело такие, что снегоуборочные машины еле справляются.

Вот всегда так. Словно диктует ей кто эти стихи, и не знаешь, когда начнется очередной сеанс трансляции – ночью ли во сне, утром ли по дороге в школу, или на каком-нибудь самом скучном уроке.

Сашка быстро забежала в подъезд, занесла соседке продукты, сказала «да не за что» на ее слова благодарности и понеслась домой – записывать новорожденный стих в толстую, купленную самой себе на прошлый Новый год тетрадь с черной кожаной обложкой, заполненную уже почти наполовину.

Новый год приближался стремительно, как никогда, и, как никогда, Сашке было абсолютно наплевать, наступит он вообще или нет.

За оставшиеся до праздника три недели ребята в классе начали обсуждать свои планы, кто, где, с кем встречает, что кому подарит, в чем пойдет на традиционный школьный бал – это, конечно, девчонки, – кого пригласит.

Сашка сидела на подоконнике в классе литературы и наблюдала сквозь стекло, как во дворе дерутся две большие упитанные вороны. Одна налетала на другую, пытаясь отобрать то ли корку хлеба, то ли кусок банановой кожуры – разглядеть точно с высоты четвертого этажа Сашке никак не удавалось. Придя к выводу, что вряд ли вороны едят бананы и уж тем более шкурки, девушка решила, что бой идет за хлебную корку.

Она еще сильнее прижалась носом к стеклу, когда до нее донесся голос Алены:

– Мы с мамой на выходных такое платье купили для бала! Темно-синее, с блестками. Сшито как будто специально для меня. Продавщица так прям и сказала. И туфли к нему.

Сашка представила себе Пухову в этом ее платье, и вороны тут же отошли на задний план.

– Игорь будет очарован, – произнесла одна из девчонок. – Он тебя уже пригласил?

– Да, еще неделю назад, как только объявление внизу повесили, – ответила Алена.

Сашка задержала дыхание и досчитала до десяти, как ее учила мама. Не помогло. Сердце ухало в груди, словно огромный колокол.

– Санек, а ты на бал что наденешь? – подражая девчоночьему голосу, спросил неизвестно откуда взявшийся Штирлиц. Сашка руку дала бы на отсечение, что минуту назад его в классе не было.

Она отодвинулась от стекла, потерла холодный расплющенный нос. Ее взгляд метался от Пуховой и Штирлица к собственным полинявшим джинсам с неаккуратной бахромой внизу.

– А я пойду в костюме зайца, – наконец нашлась она. – У меня с детского сада остался, если мама не выкинула.

Штирлиц и девчонки захихикали. Сашка тоже выдавила кривую улыбку, жалкую, как показалось ей самой.

«Надо, что ли, маму попросить съездить со мной в магазин купить что-нибудь приличное», – подумала она про себя, мысленно перебирая содержимое шкафа в собственной комнате.

В кабинет вошла Анна Леонидовна, начался урок.

Литературу Сашка любила больше всех остальных предметов вместе взятых. Может, потому что с детства обожала читать, а может, потому что Анна Леонидовна единственная из учителей относилась к Сашке серьезно, как ко взрослой, словно не замечая ее амплуа вечного клоуна. Вероятно, поэтому девушке и не хотелось паясничать и острить на ее уроках.

Впрочем, и отвечать она вызывалась редко, предоставляя это другим. Зато сочинения всегда писала на «отлично».

Сегодняшний урок будет особенным – это Сашка поняла сразу, едва увидела любимую учительницу. Вид у той был какой-то загадочный. И Сашка, как оказалось, не ошиблась.

– Сегодня я почитаю вам стихи, – произнесла Анна Леонидовна. – А вы попробуете угадать, чьему перу они принадлежат, и расскажете, какие ассоциации они у вас вызывают.

Класс загудел: девчонки – одобрительно, мальчишки – наоборот.

Уже с первых строк Сашка знала ответы.

Память о солнце в сердце слабеет.

Желтей трава.

Ветер снежинками ранними веет

Едва-едва.

Голос учительницы летел над классом, вливался в Сашкины уши, отдаваясь холодком предвкушения в груди.