Перламутровая дорога - [17]
– Тебе сюда, Ждан! – такая подпись неизменно находилась под нижним краем скромного багетного профилька, обрамляющего этот мир размытых контуров и неброской гризайли. Да, табличка с подписью никуда не исчезла, она по-прежнему красовалась там, где ей и надлежало быть, на своём старом месте. Только на этот раз и она особенно ничего не обещала, поражая своей непривычной неприметностью.
«А может, ещё поборемся», – Ждан посмотрел вниз.
Внизу беспечно ворочалось море, безуспешно пытаясь укрыться коротким лоскутным одеялом желтоватой пены.
«Нет, я не могу перестать быть, – в отчаянье подумал Ждан. – Если усталые люди и весь их непраздничный и унылый мир ещё как-то смогут обойтись без меня, то как смогут обойтись без меня острова, море, трава, и даже небо! Всегда и во всём они поддерживали меня, не притворялись и не лгали. Их мнимое беспамятство замещало собой любое переживание, вытесняло из души любую тяжесть и боль. Их безграничное многообразие позволяло мне понять замысловатый язык природы и пробовать говорить на нём от их же имени, а их благородное величие одаривало меня таким богатством, которое и не грезилось даже изобретателю шахмат. И, главное, ведь ими же были доверены мне все самые сокровенные тайны!»
Ждан посмотрел вверх и увидел белых горделивых птиц, плавно кружащихся над ним в опаловой высоте. Птицы казались сделанными из резного хрусталя, с ярким серебряным оперением. Они немного снижались, пролетая над Жданом, наклоняли свои блестящие головы и издавали резкий, призывный клич. Ждан зацепился рукой за камень и пошёл вверх, наудачу, как он всегда поступал, работая на природе, позволяя последней вести себя за собой в неизвестность. Ждан поднимался вверх, интуитивно ощущая любой зазор в скале, чувствуя каждый мельчайший выступ, выбоину или ступеньку, казалось, что его тело потеряло всякий объём, потеряло даже свой вес, обратившись в осязание, слух, движение. Изменилось и его сознание, освободившись и от памяти, и от мысли, сместившись куда-то вовне, ввысь, целиком наполнившись лёгкой горячей силой влекущей наверх. Позади оставались гранитные метры опасного вертикального пути, всё ниже и всё глубже оседало море, однако не было конца этому стремительному восхождению, хотя мысленно Ждан уже находился там, на каменистой равнине среди мхов и кустов голубики, нет, пожалуй, даже ещё выше, там, где величественно парили горделивые белые птицы, обратившие к нему свои важные хрустальные головы и приветственно расправившие над ним изогнутые серебряные крылья.
Несмотря на невероятную лёгкость и наполнявшее его воодушевление, мокрая обувь скользила по шершавому камню, а израненные пальцы чувствовали ноющую щемящую боль. Но Ждан упрямо поднимался вверх. Однажды он даже сорвался вниз и повис на скале, едва успев просунуть ладонь в спасительную трещину в округлой каменной глыбе, которая впоследствии обнаружила на себе небольшие бугры, позволившие Ждану как-то зацепиться за них и продолжить неистовый подъём. Наконец его пальцы увязли в переплетениях плотных жёстких стеблей растений и в скрипящей упругости влажного мха. Это был вековой лес карликовых берёз, венчающий отвесный гранитный мыс.
С исключительной проворностью Ждан перебирал игрушечные стволы диковинного леса, пока ему не удалось подняться на ноги и побежать по этому огромному тёмно-зелёному ковру. Ждан бежал долго, пока не почуял под собой гладкий камень ровной блестящей полосы, отливающей розоватым перламутром. Он стал на колени и сел прямо на дорогу, даже не заметив, как сзади, рядом с ним, расположился человек в сбитых коротких сапогах и рваной пыльной одежде.
Глава 7
Ждан опять посмотрел вверх и обнаружил, что птицы исчезли. Да и само небо выглядело иначе, чем минуты назад, иными были и камни, и земля, даже воздух не так был заряжен холодным озоном, а острый запах глиняной пыли больше не обжигал ноздри.
«Горы пропустили меня, – подумал Ждан. – Пожалело море и помогло небо. Но без меня они лишились бы части себя, поскольку и небо, и море, и горы постоянно живут в моём воображении, причём представая там во всём своём блеске и великолепии».
И природа вокруг словно бы понимала это: горы светились какой-то особой торжественностью, празднично сияло море дымчатой синевой, а небо приблизилось настолько, что не так бросалась в глаза его обычная холодная отчуждённость.
«Счастливчик!» – Ждану то ли послышалось, то ли он сам случайно выдохнул это слово, только именно так он сейчас и ощущал себя. Счастливчик? Ну да, счастливчик, верно счастливчик. Ждан оглянулся вокруг и, наконец, обнаружил рядом с собой человека, с головы до ног покрытого, словно пудрой, слоем пыли, отливающей перламутровым блеском.
Мысли перепутались у Ждана в голове, и когда он услышал собственное имя, он не узнал его. Перламутровая дорога, лагерная пыль, хрустальные птицы, чарующие зелёные лучи на отвесных скалах…
Пыльное существо вновь повторило его имя, и Ждан уловил в нём забытые интонации, памятные по начальной школе, когда одноклассники дразнили его «жбаном», раздаривали подзатыльники за необщительность и заплёвывали его с соседних парт жёваной бумагой из трубочек.
Сборник рассказов, эссе и очерков о великом городе, о его особенностях, традициях, культурных и исторических памятниках. Понять душу города и ощутить ауру его пространства непросто, для этого нужно не просто знать, но и уметь видеть, чувствовать, ощущать.
«Город Солнца» – так называют жители Кисловодска свой город. И называют его так не без оснований, хотя он не имеет почти ничего общего с известным идеальным городом, созданным фантазией великого итальянского мыслителя. Здесь речь идёт о городе реальном, таком, каком его встречает тот, кому посчастливилось отдыхать в этом прекрасном и благодатном месте.
«Письмо с юга» – это путевой очерк о путешествии по Черноморскому побережью, от Геленджика до Адлера. Отчего же «Письмо»? «Письмо» – поскольку весь его текст выдержан в эпистолярном ключе, где лишь изредка автор обращает внимание своего адресата на факты и события из истории края. Своим адресатом автор видит человека, близкого себе по духу и предпочтениям, кому понятны все упоминания и цитаты, присутствующие в тексте.
Сборник рассказов, эссе и очерков о великом городе, о его особенностях, традициях, культурных и исторических памятниках. Понять душу города и ощутить ауру его пространства непросто, для этого нужно не просто знать, но и уметь видеть, чувствовать, ощущать.
Москва глазами петербуржца, впечатления от пребывания в столице двухтысячных. Путевые заметки о путешествии из прежней Москвы, в Москву нынешнюю.
В сборнике собраны очерки и эссе о трёх итальянских городах, Риме, Флоренции и Венеции. Для тех, кто впервые оказался в Италии, книга может стать своеобразным путеводителем, ибо основным городским достопримечательностям, культуре и местному колориту в ней уделено самое пристальное внимание. Кроме того, авторские впечатления от увиденного помогут читателю лучше разобраться с такой вечной и актуальной темой, как неослабевающий интерес и искренняя любовь русских людей к Италии.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.