Периферийный авторитаризм. Как и куда пришла Россия - [47]

При этом, естественно, западные державы исходили из того очевидного для них положения, что их роль как ядра мирового капитализма (и, соответственно, современного мира в целом) дает им преимущественное право и привилегию устанавливать правила международного поведения в соответствии с их собственными представлениями о справедливости и международном праве. Соответственно, чьи-либо попытки противодействовать игре по устанавливаемым таким образом правилам рассматривались ими как деструктивные, а авторы этих попыток – в лучшем случае как своего рода политические «спойлеры», а в худшем – как антагонисты, подрывающие существующий миропорядок. Россия и до последних событий уже имела в их глазах устойчивую репутацию «спойлера», а российское руководство и подконтрольное ему общественное мнение, в свою очередь, убедили себя в том, что игра по предлагаемым Западом правилам не приносит России никакой пользы, зато чревата постоянными потерями и убытками.

Однако в последние два-три года вышеописанные разногласия стали обретать острую форму. Развитие событий вокруг Ливии, Сирии, а затем и острый политический кризис в Украине[27] убедили Кремль в том, что подчинение России правилам, устанавливаемым Западом, ведет лишь к тому, что его мнение и интересы (в том виде, в каком он, Кремль, их понимает) игнорируются. Никаких дивидендов от занятия «конструктивной» (с точки зрения Запада) позиции он не получает и не может получить, а его возможные потери никем и никак не компенсируются. Соответственно, для него имеет больший смысл не пытаться подладиться под правила в их западной интерпретации, а действовать исключительно по собственному усмотрению, по крайней мере в тех пределах, в которых у него имеются соответствующие материальные возможности, и попросту игнорировать международную (то есть западную) реакцию на его действия.

Именно такую (по сути) позицию Кремль занял в сирийском вопросе, и в еще более откровенной и даже вызывающей по отношению к Западу форме – в своей реакции на политический кризис в Украине и на попытки западных политиков найти выход из этого кризиса без приоритетного учета позиции и интересов Кремля. Последние были восприняты особенно болезненно – как проявление полного пренебрежения к тому, что политическая элита в России считала своими безоговорочно исторически обоснованными требованиями к западному сообществу[28].

В свою очередь, Запад классифицировал для себя нынешнюю Россию как угрозу международной стабильности, которую следует устранить с помощью различных мер – политических и экономических санкций и, возможно, силового давления. Независимо от того, какие конкретно меры были выбраны в качестве средства непосредственного реагирования на действия Кремля в украинском кризисе, общественному мнению в странах Запада была предложена их однозначная трактовка как вызова привычному для Запада миропорядку – вызова, с которым невозможно и не нужно примиряться. Эта оценка является долгосрочной и, очевидно, не будет меняться, даже если будет найдена какая-то формула взаимной адаптации интересов и требований Кремля и Запада в украинском вопросе.

Конфликты Кремля с глобальным Западом, сотрясавшие их отношения в течение последних двухтрех лет, в итоге привели к закономерному результату – Россия, как считают многие, прочно и надолго откололась от «мирового сообщества» в его западной интерпретации, а правящая в ней группа решила для себя, что демонстративная изоляция или самоизоляция России от Запада в большей степени соответствует ее интересам, чем попытки адаптации к Западу и его правилам. И хотя это решение некоторые наблюдатели и в России, и на Западе приписывают одному человеку, вряд ли можно отрицать, что настроения подобного рода были широко распространены в правящей команде и в российском политическом классе в целом. Этим же объясняется, что официальное провозглашение «нового курса» в международной политике, прежде всего на постсоветском пространстве, не только не встретило даже глухого сопротивления, но было встречено большей частью элиты с неподдельным энтузиазмом. Бывший долгое время популярным взгляд на российскую элиту как на космополитичную, прочно связанную с Западом деловыми и бытовыми интересами, оказался не соответствующим реальности. Напротив, выяснилось, что подавляющая часть административной и деловой элиты прекрасно осознает, где находится подлинный источник ее благосостояния, и не готова ставить его под угрозу ради призрачных бонусов от существовавшего до сих пор или еще более тесного взаимодействия со странами Запада.

Понятно, что публично заявляемая официальная позиция с неизбежно присущим ей элементом лукавства по-прежнему говорит о важности диалога, необходимости поиска точек соприкосновения, о желательности и взаимовыгодности сотрудничества и т.п. Тем не менее следует трезво отдавать себе отчет в том, что произошедшие в этой области изменения на данном историческом этапе носят очень глубокий характер, и о «возвращении в начало 1990-х годов», когда еще только формировавшийся российский авторитаризм был готов внешне принять предписанную ему роль подчиненного и контролируемого элемента общей картины миропорядка, в нынешних условиях и речи быть не может. Состояние конфронтации с Западом; отрицание заготовленной для него роли становится для Кремля не просто приемлемым, но и комфортным состоянием, в котором он получает возможность выстраивать мобилизационную модель внутриполитического развития, эффективно блокируя протесты тех сил внутри страны, которые пытаются этой модели противодействовать.