Переводы - [9]

СЮЛЛИ ПРЮДОМ

ПОСВЯЩЕНИЕ

Когда стихи тебе я отдаю,

Их больше бы уж сердце не узнало,

И лучшего, что в сердце я таю,

Ни разу ты еще не прочитала.

Как около приманчивых цветов

Рой бабочек, белея нежно, вьется,

Так у меня о розы дивных снов

Что звучных строф крылом жемчужным бьется.

Увы! рука моя так тяжела:

Коснусь до них — и облако слетает,

И с нежного, дрожащего крыла

Мне только пыль на пальцы попадает.

Мне не дано, упрямых изловив,

Сберечь красы сиянье лучезарной,

Иль, им сердец булавкой не пронзив,

Рядами их накалывать попарно.

И пусть порой любимые мечты

Нарядятся в кокетливые звуки,

Не мотыльков в стихах увидишь ты,

Лишь пылью их окрашенные руки.

ИДЕАЛ

Призрачна высь. Своим доспехом медным

Средь ярких звезд и ласковых планет

Горит луна. А здесь, на поле бледном,

Я полон грез о той, которой нет;

Я полон грез о той, чья за туманом

Незрима нам алмазная слеза,

Но чьим лучом, земле обетованным,

Иных людей насытятся глаза.

Когда бледней и чище звезд эфира

Она взойдет средь чуждых ей светил,

Пусть кто-нибудь из вас, последних мира,

Расскажет ей, что я ее любил.

* * *

С подругой бледною разлуки

Остановить мы не могли:

Скрестив безжизненные руки,

Ее отсюда унесли.

Но мне и мертвая свиданье

Улыбкой жуткою сулит,

И тень ее меня томит

Больнее, чем воспоминанье.

Прощанье ль истомило нас,

Слова ль разлуки нам постыли?

О, отчего вы, люди, глаз,

Глаз отчего ей не закрыли?

КОГДА Б Я БОГОМ СТАЛ…

Когда б я Богом стал, земля Эдемом стала б,

И из лучистых глаз, сияя, как кристалл,

Лишь слезы счастия бежали б, чужды жалоб,

Когда б я Богом стал.

Когда б я Богом стал, среди душистой рощи

Корой бы нежный плод, созрев, не зарастал,

И самый труд бы стал веселым чувством мощи,

Когда б я Богом стал.

Когда б я Богом стал, вокруг тебя играя,

Всегда иных небес лазурный сон витал,

Но ты осталась бы все та же в высях рая,

Когда б я Богом стал.

_{Ночь на 28 декабря 1900}

ТЕНИ

Остановлюсь — лежит, иду — и тень идет,

Так странно двигаясь, так мягко выступая;

Глухая слушает, глядит она слепая,

Поднимешь голову, а тень уже ползет.

Но сам я тоже тень. Я облака на небе

Тревожный силуэт. Скользит по формам взор,

И ум мой ничего не создал до сих пор:

Иду, куда влечет меня всевластный жребий.

Я тень от ангела, который сам едва,

Один из отблесков последних божества,

Бог повторен во мне, как в дереве кумира,

А может быть, теперь среди иного мира,

К жерлу небытия дальнейшая ступень,

От этой тени тень живет и водит тень.

UN BONHOMME [7]

Когда-то человек и хил, и кроток жил,

Пока гранению им стекла подвергались,

Идею божества он в формулы вложил,

Такие ясные, что люди испугались.

С большою простотой он многих убедил,

Что и добра и зла понятия слагались,

И что лишь нитями незримо подвигались

Те мы, которых он к фантомам низводил.

Он Библию любил и чтил благочестиво,

Но действий божества он в ней искал мотивы,

И на него горой восстал синедрион.

И он ушел от них — рука его гранила,

Чтобы ученые могли считать светила,

А называется Варух Спиноза он.

СОМНЕНИЕ

Белеет Истина на черном дне провала.

Зажмурьтесь, робкие, а вы, слепые, прочь!

Меня безумная любовь околдовала:

Я к ней хочу, туда, туда, в немую ночь.

Как долго эту цепь разматывать паденьем…

Вся наконец и цепь… И ничего… круги…

Я руки вытянул… Напрасно… Напряженьем

Кружим мучительно… Ни точки и ни зги…

А Истины меж тем я чувствую дыханье:

Вот мерным сделалось и цепи колыханье,

Но только пустоту пронзает мой размах…

И цепи, знаю я, на пядь не удлиниться,

Сиянье где-то там, а здесь, вокруг, — темница,

Я — только маятник, и в сердце — только страх.

* * *

У звезд я спрашивал в ночи:

«Иль счастья нет и в жизни звездной?»

Так грустны нежные лучи

Средь этой жуткой черной бездны.

И мнится, горнею тропой,

Облиты бледными лучами,

Там девы в белом со свечами

Печальной движутся стопой.

Иль все у вас моленья длятся,

Иль в битве ранен кто из вас,

Но не лучи из ваших глаз,

А слезы светлые катятся.

АГОНИЯ

Над гаснущим в томительном бреду

Не надо слов — их гул нестроен;

Немного музыки — и тихо я уйду

Туда — где человек спокоен.

Все чары музыки, вся нега оттого,

Что цепи для нее лишь нити;

Баюкайте печаль, но ничего

Печали вы не говорите.

Довольно слов — я им устал внимать,

Распытывать, их чисты ль цели:

Я не хочу того, что надо понимать,

Мне надо, чтобы звуки пели…

Мелодии, чтоб из одной волны

Лились и пенились другие…

Чтоб в агонию убегали сны,

Несла в могилу агония…

Над гаснущим в томительном плену

Не надо слов, — их гул нестроен,

Но если я под музыку усну,

Я знаю: будет сон спокоен.

Найдите няню старую мою:

У ней пасти стада еще есть силы;

Вы передайте ей каприз мой на краю

Моей зияющей могилы.

Пускай она меня потешит, спев

Ту песню, что давно певала;

Мне сердце трогает простой ее напев,

Хоть там и пенья мало.

О, вы ее отыщете — живуч

Тот род людей, что жнет и сеет,

А я из тех, кого и солнца луч

Уж к сорока годам не греет.

Вы нас оставите… Былое оживет,

Презрев туманную разлуку,

Дрожащим голосом она мне запоет,

На влажный лоб положит тихо руку…

Ведь может быть: из всех она одна

Меня действительно любила…

И будет вновь душа унесена

К брегам, что утро золотило.

Чтоб, как лампаде, сердцу догореть,

Иль, как часам, остановиться,

Чтобы я мог так просто умереть,

Как человек на свет родится.