Перевёртыш - [24]

Чтобы наверстать упущенное, а в Ростове и других периферийных городах с литературой было плохо, все свободное время я проводил в библиотеках и даже начал писать книгу по генетике холерных вибрионов. В библиотеках просиживал и мой заместитель проф. Ключарев, которому также больше делать было нечего.

Еще до переезда в Москву я просил В. Д. Беляева о возможности продолжать научную работу. Мою просьбу он удовлетворил и осенью 1973 года во ВНИИсинтезбелке я организовал себе первую в стране Лабораторию внехромосомной наследственности микробов. Институт находится буквально в 10 минутах езды на машине от Организации п/я А-1063, и я пользовался любой возможностью, чтобы улизнуть в лабораторию.

Почему базой моей лаборатории стал именно ВНИИсинтезбелок, в котором о молекулярной биологии и генетике никто и не знал? Логичнее её было бы создать во ВНИИгенетике, в одном из головных институтов Главмикробиопрома. Однако против этого яростно восстал Алиханян, с которым у В. Д. Беляева сложились хорошие отношения еще со времен основания Главмикробиопрома. То ли Алиханян боялся меня (я был намного моложе его), то ли была еще какая-то причина, но в его лице, а потом и его преемника я всегда встречал "непримиримую оппозицию" по любому вопросу. Может быть дело еще в том, что Алиханян давал В. Д. Беляеву многочисленные авансы, обещая решить все проблемы, которые интересовали последнего как Начальника Главмикробиопрома. Из-за этого я часто ссорился с Алиханяном, считая его не очень порядочным человеком и вымогателем.

На личности Алиханяна стоит остановиться, поскольку он был одним из участников сессии ВАСХНИЛ в 1948 году. Из-за этого, в период нового расцвета генетики в стране, он пользовался большой популярностью у молодежи, считавшей его героем. Действительно, его выступление на этой сессии можно назвать "боевым". Ему пришлось вести полемику даже с самим Лысенко. Но мало кто из молодежи знал существо этой полемики, равно как и о критике Алиханяном "ошибочных концепций Серебровского, Филиппченко, Кольцова и других", касающихся гена. Основной же спор разгорелся по отдельным положениям учения Мичурина, в частности, по вопросу о месте вегетативной гибридизации в этом учении. В выступлении Алиханян были, например, такие слова: "Я позволю себе признать вполне справедливым упрек, что мы недостаточно изучаем Мичурина, мичуринское наследство, что мы мало уделяем внимания мичуринским методам". И, по-видимому, никто из приверженцев Алиханяна не знал о том, что через день он выступил с покаянной речью. Типичны для того времени его слова: "Уходя с этой сессии, первое, что я должен сделать, — это пересмотреть не только свое отношение к новой, мичуринской науке, но и всю свою предыдущую научную деятельность. Я призываю то же самое сделать своих товарищей". Из числа убежденных противников Лысенко с покаянием не выступил никто! Кстати, из "речи" на сессии ВАСХНИЛ некого Беленького я узнал, что еще в 1939 году Алиханян через печать обещал "…на основе менделевско-моргановской теории "вывести новую породу кур", что, конечно, сделать не удалось. В своем первом выступлении, пытаясь оправдаться, Алиханян пояснил, что создать новую породу кур ему помешали объективные обстоятельства. Как видно, Алиханян всегда был болтуном и умело играл на доверии к нему таких простодушных людей, как В. Д. Беляев. По-видимому, в оценке Алиханяна я был недалек от истины. [Впрочем, осанну тогда надо было петь без всяких оговорок, так что, может быть, Алиханян вынужден был каяться, чтобы сохранить себя и своих сотрудников?]

Так или иначе, но лабораторию я получил. В. Д. Беляев считал, что она должна заниматься нашими проблемами. Поэтому лаборатория сразу же привлекла пристальное внимание режимной службы Организации п/я А-1063 и ко мне был приставлен его представитель. К счастью, им оказался мой приятель еще со студенческих лет Л. А. Мельников. Часть сотрудниковлаборатории получила специальный допуск, а все мои отчеты поступали в Организацию п/я А-1063 На любую публикацию (о заграничных не могло быть и речи, на чём я много потерял как учёный) надо было получать специальное разрешение (помимо обычной цензуры, они подвергались дополнительной экспертизе, входившей кстати в функции моего отдела при Организации п/я А-1063). Лаборатория подчинялась непосредственно В. Д. Беляеву, который утверждал все мои планы и отчеты. Правда, все это носило формальный характер, так как в научных делах он не очень разбирался и полностью доверял мне.

Хотя и порожденный номенклатурой, В. Д. Беляев был человеком широкой души. Он все время требовал расширения лаборатории, хотя бы до 100 человек, наивно, как "диалектик", полагая, что "количество перейдет в качество". Однако в конечном итоге он дал согласие на 50–60 человек (больше мне было не нужно). Кроме того, в 1978 году я организовал в Саратове Межведомственную генетическую лабораторию, которая относительно недавно была реорганизована в филиал ВНИИгенетики, а несколько позднее открыл аналогичную лабораторию в Краснодарском филиале ВНИИсинтезбелка. От В. Д. Беляева же я получал деньги на договорные работы. К сожалению, большая часть их была потеряна из-за халтурного отношения "подрядчиков", Но два договора дали свои плоды. Я имею в виду работы кафедры А. И Коротяева в Краснодарском медицинском институте, получившего возможность широко развернуть исследования по плазмидам и получить интересные результаты. Второй была лаборатория А. Хейнару в Тарту, с которым работы продолжались много лет.