Перевёрнутый полумесяц - [51]

Заодно мы познакомились и с обычаем турецких торговцев книгами. Мы поняли, что книгу надо предлагать читателю совсем иначе, чем гвозди, зубную пасту, муку крупчатку или горчицу. Книга все же не то, что экономисты называют предметами широкого потребления. Читатель никогда не купит дюжину или три кило книг. Поэтому даже в Стамбуле продавец не стоит между покупателем и книгой. Покупателя подпускают прямо к книге. Прилавки выбросили из магазина как ненужный хлам. Вы входите в магазин, и книги у вас под рукой — на полках у стен, на столах, на маленьких витринах. Продавец ограничивается столиком возле кассы. Там он подсчитывает, сколько стоит выбранное читателем. Но не успевает покупатель подойти к книгам, как перед ним появляется ученик продавца, который предлагает чашечку чаю — подкрепить силы.

Нашего читателя вряд ли обрадовало бы то, что привлекает к полкам читателя стамбульского. Дело в том, что в этих грудах книг у пятидесяти из ста стандартный формат, стандартный переплет, стандартное число страниц и стандартное содержание. Хотите узнать названия? Авторов — да простят нам авторы! — знать не обязательно. Просто так, на выбор, чго попадется под руку: «Любовь Лидии», «Используй день!», «Погоня за мужчиной», «Дикий кавалер», «Лесной кавалер», «Женщина-бестселлер», «Рассказ для полуночи», «Тайная новелла», «Дикая новелла», «Бессонная луна», «Иди спать к Жанне!» «Блондинки умирают с удовольствием», «Муки маскарада», «Преследуемый супруг», «Желанная», «Варвар и гейша», «Самец и самка — вопросы пола в различном возрасте», «Не считай тела!», «Девушка с пуховыми ягодицами» (на обложке соответствующая часть девичьего тела в том виде, в каком сотворил ее господь бог).

Не слишком ли много культуры сразу?

Нам бы следовало спросить об этом самих турок. Ибо все эти книги привезены из Соединенных Штатов Америки — в рамках американской помощи.

По следам босых

— Да вы в своем уме, ребята? Обойти бухту Золотой Рог? В те районы иностранец не пойдет ни за что на свете! Или, может, вы хотите получить нож в спину?

Но говорили нам и так:

— Турки — простые люди — очень хорошие. Там, где их не заразила еще «золотая лихорадка» бизнеса, они готовы поделиться с человеком последним куском.

Два голоса. Первый дружески предостерегает из боязни почти не известной части Стамбула. Это голос людей, которые так и не узнали Турцию, хотя и жили тут двадцать лет.

Второй голос не говорит о любви к человеку, и все же он полон ею независимо от того, идет ли речь о встрече с турецкой матерью в поле или о переводе с глиняной дощечки клинописного ассирийского эпоса.

Мы немало прошли по Стамбулу, но нас все время вел жестокий план. А сегодня мы пошлем к черту все обязанности, планы и сроки. Повесим на плечо фотоаппарат, возьмем блокнот, сунем карандаш в карман и — просто пойдем!

Куда?

Конечно же в Стамбул, но пойдем куда глаза глядят и куда сами ноги понесут.

— Ну и что ты скажешь? Прямо возле отеля! В двух шагах от набережной. Сколько раз мы проезжали тут мимо. Это же вылитая Казба, как в Алжире!

— У меня такое впечатление, будто дома здесь стоят не рядышком, а друг на друге. Вместо улицы — лестница, и ведет она на самый верх, на Бейоглу!

Мы очутились в одном из самых интересных уголков Стамбула, характерном для сегодняшнего города в целом. Здесь в одной точке повстречались несколько веков. Вдоль одной из широких улиц-ступенек стоят лачуги из кирпича-сырца, лишь некоторые «дотягиваются» до второго этажа. А если и «дотягиваются», то, значит, они деревянные. Камень и кирпич раздавили бы первый глинобитный этаж. Перед дверьми домов кошки, на плоских крышах тоже кошки.

А соседняя улица — опять же ступени, ведущие на небо, — как бы сошла со старинной гравюры, изображающей Стамбул середины прошлого века. Дом к дому, дом над домом, и все из дерева. Над первым этажом еще целых три, сбитых и свинченных из бревен, досок, оконных рам, столбиков и фонарей-балконов, которые выдаются далеко вперед и нависают над улицей-лестницей. Старый квартал, но очень опрятный. Окна сверкают чистотой, на тротуарах меж домами ни соринки.

За крученой оконной решеткой сидит, будто окаменев, прелестная девушка. Глубокие миндалевидные глаза, кожа словно восковая. Девушка в задумчивости заплетает косу. Вот так же, наверно, сидела и ее мать — с той только разницей, что, кроме решетки на окне, ее отделяла от внешнего мира еще и неизменная чадра. Эй, девушка, не смотри так печально на свет! Улыбнись же!

Пальцы, перебиравшие косу, остановились, головка склонилась. Кажется, что девушка сейчас спрячется. Но вот рука ее нерешительно поднялась, и девушка помахала нам. Да, на этой улице еще идет тысяча девятисотый год.

А прохожие дружески улыбаются. Ведь сразу за углом — другой Стамбул, на пятьдесят лет моложе. На деревянные постройки властно наступают бетон и стекло. За окном конторы под хромированным порталом сидит другая девушка, вероятно того же возраста. Но у нее нет времени забавляться косами. Ее руки спешат! Спешат, бегая по клавиатуре пишущей машинки.

И вот перед нами старый знакомый — тот самый Стамбул, которого нам так не хватало на Большом базаре и о котором с таинственным видом молчат современные туристские путеводители по Турции. Улочка бондарей и столяров, улочка торговцев полотном, затененная джутовыми навесами, полная крика торгующихся, мяуканья голодных кошек и напева свирелей. А чуть дальше улочка сапожников. Сгорбленный мастер сидит за своим низеньким сапожным столиком и работает при тусклом свете, едва пробивающемся к нему сквозь подвальное окошко… Неизвестно еще, получится ли это на снимке?