Перевернутый крест - [12]

– Угомонись, парень, – не повышая голоса, посоветовал Фролов. – Я не хотел бы причинить тебе боль.

– Чо-о-о?! Причинить боль?! Мне-е-е?! Ах ты, мозгляк! Зашибу в натуре!!! – Окончательно озверевший Крылышкин бросился на дерзкого «мозгляка» и... нелепо перекувырнувшись в воздухе, с размаху треснулся лицом о землю[31].

– Еще добавить или достаточно? – невозмутимо осведомился Константин.

– Достаточно! – просипел оглушенный Василий.

– Деньги у тебя или у девушки?

– У м-меня!

– Тогда убирайся отсюда! – Не обращая больше внимания на поверженного противника, сероглазый похромал к дому...

* * *

Уныло, как побитый пес, шофер-охранник приплелся обратно к хозяевам, и лишь только, запинаясь от смущения, он доложил о произошедшем в селе досадном инциденте, на него обрушился неистовый шквал оскорблений. Разъяренные господа Яковлевы внешним обликом чрезвычайно напоминали выходцев из преисподней и в выражениях не стеснялись.

– Тупорылое, трусливое животное! – исходя пеной, визжала фиолетовая от злобы Алина. – Никчемный мешок с говном! Чтоб ты сгнил заживо!!!

– Пидор вонючий! Выкидыш обезьяний! – вторил жене мертвенно-бледный, с горящими как угли глазами Николай Юрьевич.

Мимо виска Василия пролетел костыль, запущенный воющей, словно взбесившаяся гиена, мадам Кузиной.

– На мясо его!!! На мясо!!! – надрывался Гена. – Крови хочу!!!

– Идея неплохая! – поддержала брата Светлана. – Пожалуй...

Закончить она не успела. Дом содрогнулся до основания, из окон повылетали стекла. Под потолком заметались невесть откуда взявшиеся безобразные тени, очертаниями напоминающие помесь человека с громадной летучей мышью.

Яковлевы, болезненно стеная, попадали на пол, а обезумевший от страха Крылышкин выбежал из обеденного зала, вихрем взлетел по лестнице на третий этаж, заскочил в первую попавшуюся комнату, трясущимися руками запер дверь и на всякий пожарный случай подпер ее массивным платяным шкафом красного дерева. «Оказывается, маленькие землетрясения иногда пользу приносят!» – переведя дыхание, подумал Василий. Он даже не подозревал, что никакого «землетрясения» в окрестностях в помине не было. Просто над сельской церковью водрузили наконец освященный православный крест, и это не замедлило отразиться на пропитанном бесовщиной злополучном особняке...

Выкурив две сигареты подряд ради успокоения нервов, Крылышкин осмотрелся. Комната, куда он попал, принадлежала раньше Анатолию Борисовичу Кириленко, о чем красноречиво свидетельствовали широкоформатный цветной фотопортрет с соответствующей надписью внизу, мужская одежда, висевшая в подпиравшем дверь шкафу, а также богатая коллекция книг с монограммами прежнего владельца на титульных листах. В подспудной надежде найти спрятанные между страницами доллары, Василий бегло пролистал некоторые из них, но безрезультатно. Названия же на обложках и имена авторов Крылышкину ровным счетом ничего не говорили. Какие-то там Шандор Ла Вей, Елена Блаватская[32], Алистер Кроули[33], Джеральд Гарднер[34] и т.д. и т.п.

– Эх, тяпнуть бы граммов триста водочки, – отходя от стеллажа с книгами, мечтательно произнес он. – Стресс, блин, снять!

Тут взгляд Василия задержался на поставленном впритык к стене с портретом письменном столе, вернее – на едва заметной черной кнопочке слева от центра. «Тайник! – осенило Крылышкина. – Небось дверцу в замаскированный бар открывает! Богатые люди часто так поступают. С понтом работать за столом устраиваются, просят домочадцев не беспокоить, а сами из загашника бутылочку украдкой достают да потягивают, хе-хе, в свое удовольствие!» Облизываясь в предвкушении, Василий надавил пальцем кнопку. Портрет бесшумно сдвинулся в сторону, открыв глубокую темную нишу в стене. Крылышкин поспешно запустил в нее руку, но... вместо вожделенной бутылки обнаружил пухлую тетрадь в кожаном переплете.

– Твою мать! – скрипнул зубами разочарованный Василий. – Сегодня мне определенно не везет. Сплошные обломы!!!

Тем не менее он вытащил тетрадь из ниши, положил на стол и невольно отшатнулся. «Личный дневник Анатолия Кириленко, апостола и епископа черной магии. Переплетен в кожу пятилетнего некрещеного младенца мужского пола. Да славится имя Твое, Великий Люцифер! Клянусь верно служить Тебе до гроба!» – было вытеснено серебром на обложке.

– Ни хрена себе живут! – выдохнул пораженный шофер-охранник. – Человеческая кожа! Н-да! Богатеям у нас раздолье! На Уголовный кодекс кладут с прибором!!! Интересно, что там внутри понаписано? Взглянуть бы, да боязно! Или все-таки рискнуть? Чего я, собственно, теряю!

На протяжении десяти минут в душе Крылышкина страх боролся с любопытством. Между тем дом больше не трясло, хозяева под дверьми не орали, и в конечном счете любопытство победило. Открыв дневник на середине, Василий принялся просматривать текст, против воли задерживаясь почему-то на наиболее мерзких абзацах: «1 мая 1997 года. Священный праздник[35], – прыгали перед глазами шофера-охранника бурые строки (вместо чернил господин Кириленко использовал человеческую кровь). – Без проблем добыл в селе двухмесячного некрещеного мальчишку. Похитил прямо из кроватки. Пьяные родители и не заметили! Скрылся, не оставив следов. Подземный ход с выходом на кладбище – гениальное изобретение! Жертву закололи на алтаре, в подвале, по всем правилам черной мессы. Участвовали я, жена и старший сын Арнольд, которого сегодня посвятили... 8 марта 1997 года. Приобщали младшего, Сергея. Жертва – трехмесячная некрещеная девочка... 7 июля 1997 года. О счастье!!! О блаженство!!! После обильного жертвоприношения (три ребенка) я удостоился посещения одного из Повелителей! Он снизошел до беседы со мной! Снизошел!!! Обещал помочь в бизнесе, устранив некоторых конкурентов. Напоследок Повелитель потребовал значительно увеличить количество жертв. Отныне он будет указывать мне их сам! Я с радостью согласился!»