Перевал - [6]

Конечно, это только телеграмма, но доктор Берк должен теперь учесть каждое ее слово. Ведь это слово Кестринга, с которым доктору Берку придется работать на Кавказе. Нет, уж не такой доктор Берк недальновидный. Его мысли целиком совпадают с мыслями Кестринга. «Сотрудничество с населением!» Только так можно добиться желаемых результатов на Кавказе. Именно это убеждение диктовало Берку «Обращение к народам Кавказа», над которым он работал целых три дня. Жаль, что сегодня не предоставят возможности зачитать это «Обращение». Но ничего, Берк привезет «Обращение» на Кавказ Кестрингу. Генерал наверняка оценит его труд.

Из раздумий доктора Берка вывел голос представителя генерального штаба, полковника, фамилию которого Берк прослушал.

— Необходимо серьезнее заняться национальными военными формированиями для подавления партизан, — говорил полковник. — Численность этих формирований в скором времени возрастет. А управлять этой массой людей и сохранять ее в неопасном для нас состоянии можно лишь в случае, если дать им политическую цель.

Ну, эти высказывания мало волнуют доктора Берка. Он надеется, что национальными военными формированиями ему заниматься не придется. Это дело других, возможно даже князя Николадзе с его группой «Тамара».

Интересно, что скажет представитель хозяйственного штаба «Восток» генерал Штапф? Доктор Берк знал генерала Штапфа как неглупого экономиста и политика. Он не раз слушал его лекции в дипломатической академии в Кельне.

— Самым важным, — подчеркнул Штапф, — является улучшение положения с горючим, то есть Кавказ.

Сколько надежд у всех на Кавказ! Продовольствие, нефть, мост в Индию. Но главное сейчас — нефть.

Доктор Берк не экономист и не специалист по нефти, он — политик. Но из всего ясно, что политические задачи тесно переплетаются на Кавказе с добычей нефти для Германии.

…Совместный ужин на Бисмаркштрассе почему-то расстроился. Рейхсминистр Розенберг, слушая выступления ораторов, часто поглядывал на часы, а после совещания сразу исчез. Возможно, торопился информировать фюрера о прошедшем совещании. Он был не в духе, ожидая возражений Гитлера. Пожалуй, ни один доклад Розенберга еще не принимался фюрером без поправок… Доктор Берк был даже рад: чем томиться в душном зале рейхсминистерства, опасаясь как бы под хмельком не сболтнуть лишнего, лучше махнуть в Бад-Зааров. К тому же на даче и безопаснее: скоро начнется очередная бомбежка города.

3

Два черных «мерседеса» выехали из решетчатых ворот имперского министерства и на больших скоростях устремились по гладко отполированным булыжникам Унтер-ден-Линден.

Раскаленный июльский день медленно сменялся удушливым вечером. Тротуары были почти безлюдны. Разморенные зноем редкие прохожие старались держаться ближе к деревьям, надеясь найти прохладу под кронами лип. Но уже начинающая желтеть листва не спасала. Жарой дышало все: серые шершавые стены домов, смердящий расплавленным гудроном асфальт, потрескавшаяся земля на газонах. На перекрестках маялись потные полицейские. И лишь завидя приближающиеся правительственные «мерседесы», они немалым усилием стряхивали с себя дрему, приободрялись на мгновение, отдавали честь и снова впадали в угарную истому.

Выбравшись наконец из лабиринта городских улиц, машины выскочили на широкое, гладкое, как взлетная полоса, шоссе и помчались к северо-востоку от Берлина. По обеим сторонам дороги огромной каруселью разворачивались поля, аккуратно заставленные золотистыми пшеничными копнами, гладко скошенные, словно плюшевые, луга, чистые и прозрачные сосновые перелески. К стволам сосен были прикреплены жестяные банки, в которых капля за каплей собиралась смола. Каждый клочок земли был ухожен так, что казался вылизанным.

Доктор Берк опустил стекло до отказа. В машину ворвался свежий воздух. Берк жадно, всей грудью, вдохнул смолистую бодрящую прохладу.

— Признайтесь, князь, такого образцового порядка, как у нас, немцев, не найти ни в России, ни в Грузии.

Однако князь дремал. Он с трудом размежил веки, повернул голову, некоторое время смотрел в окно, борясь со сном, и опять уперся острым подбородком в грудь.

— Да, аккуратно, — согласился лениво. — Только все какое-то неживое… декоративное…

Николадзе умолк и тут же засопел. Его усы вздувались на выдохе, и это раздражало доктора Берка.

«Неживое… декоративное…» Что он понимает, этот грузинский князек, в красоте немецкой земли, хотя и прожил в Германии больше двадцати лет! Кавказ, конечно, красив. Но там красота создана самой природой. Что дает земля, то и есть. И кавказцы — ленивые иждивенцы природы — пользуются тем, что она дает. Немецкий крестьянин своими мозолями, своим потом преображает и украшает землю. Если бы у немцев была такая же земля, как в России! А во что могли превратить Кавказ немцы с их трезвым, мудрым практицизмом! Конечно, Кавказ — кусочек земного рая…

Машины плавно, почти без шума, неслись дальше от Берлина. Мимо проплывал все тот же аккуратный и однообразный пейзаж. Доктор Берк вспоминал Кавказ, вспоминал август тридцать девятого года. Уже перед самым отъездом в Берлин его приятель, местный врач и альпинист Сеид Залиханов, балкарец по национальности, пригласил Берка в родной аул Кич. В этом ауле на берегу буйного Баксана, в Предэльбрусье, жил отец Сеида — Чокка, который в том году отмечал свой столетний юбилей. Зная кавказское гостеприимство, доктор Берк согласился навестить старца. Анна отказалась. Она вообще не любила горы, а на крутых горных дорогах ее обычно укачивало. Зато Клаус был рад предстоящей поездке. Они с Сеидом и его братьями Мустафаром и Хуссейном были хорошие друзья. Эти балкарцы сумели войти в душу Клаусу. Они-то и пробудили у сына любовь к горам, увлекли опасным и бестолковым спортом — альпинизмом.