Перевал - [31]

— Твоя история только фиксирует события и всегда безучастна к ним.

— Но из нее полезно извлекать уроки.

— Мы извлекаем. Поэтому и воюем теперь иначе, поэтому и зашли в Россию так далеко, как никогда раньше. Группа армий «А» — на Кавказе, группа армий «Б» — у Сталинграда. Мы воюем за землю, за нефть и железо, за пшеницу. Это поднимает дух наших солдат, и за это они умирают. А с твоей философией лучше бы не вылезать из уютной «Анны Марии». Держался бы уж одной рукой за книжку, а другой — за юбку Дианы.

— А с твоей философией…

— Моя философия — философия миллионов настоящих немцев, — холодно перебил Ганс. — Жестокость, кровь и ненависть — вот наш девиз, и с ним мы победим. В прежних войнах от немцев воняло либерализмом. Да, да! Этот либеральный смрад мешал им воевать, и они проигрывали. Сегодня настоящие немцы, слава богу, не болеют такой болезнью. Вот, — протянул он Клаусу маленькую брошюрку, — разве ты не видел этого?

— Не успели выдать.

— Познакомься. Коротко и ясно. Если будем воевать так, как требуется здесь, немцы быстро завоюют весь мир.

Клаус при свете фонарика рассматривал «Памятку немецкого солдата на восточном фронте».

«…У тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание, убивай всякого русского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик. Убивай. Этим самым ты спасешь себя от гибели, обеспечишь будущее своей семьи и прославишь себя навеки».

— На Крите такими памятками немецких солдат не снабжали, — проговорил он, возвращая Гансу брошюру. — Там мы придерживались Женевского соглашения о законах и обычаях войны.

— На Крите она и не требовалась. На Крите перед нами был совсем другой противник. А красноармеец не рассматривается как солдат в обычном смысле слова, как это понимается в отношении наших западных противников. Он рассматривается как идеологический враг, как смертельный враг национал-социализма. И вот что, Клаус, как старому приятелю, советую: подальше припрячь свою философию. В гестапо работают железные парни. От них не спасет даже доктор Берк.

Клаус промолчал. Из головы не выходила памятка. Как же так: «…убивай всякого русского…»? Убивать тех русских парней, с которыми ходили в одной связке, оберегая друг друга от опасностей в горах? Убивать ту чудесную девушку Олю? «…убивай всякого русского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик. Убивай». За что?

Для Ганса все захваченные Германией земли лишь препятствия на пути в Индию. Для одних немцев Бельгия была препятствием на пути во Францию, для других — Югославия на пути в Грецию. Выходит так, что каждый немец видит в мире свой собственный идеальный кусочек рая для себя, а в целом — весь мир для немцев?

— О чем ты думаешь, Клаус?

— Так, вспомнил Ростов. Мой дорогой папаша по совместительству с делами пропаганды занимается конфискацией культурных ценностей. Был я в одной из ростовских библиотек. Там взял несколько номеров советского журнала «Интернациональная литература», издаваемого на немецком языке, и томик стихотворений Бехера.

— Ну и что? Этот красный Бехер с тридцать пятого года живет в Москве.

— Так, но фашисты жгли книги не одного Иоганнеса Бехера…

— Ну и что? — недоуменно спросил Ганс и тут же отмахнулся: — А-а, опять философская муть. Давай лучше попробуем вздремнуть хотя бы часок.

Но вздремнуть Клаусу и Гансу не удалось. Со стороны канала донеслись залпы орудий. Клауса и Ганса тут же вызвал на командный пункт генерал Хофер. Оказывается, пока они философствовали, лежа на полу в хате старой колонистки, части дивизии приступили к форсированию Маныча. Одна из рот семьдесят девятого полка продвинулась к берегу водохранилища у колхоза «Свобода» и на штурмовых лодках переправилась через Маныч. Редкий огонь русских почти не причинил ей вреда.

Генерал Хофер принял решение расширить захваченный плацдарм. Разведанные места для основных переправ находились выше городка Манычстрой, который был расположен на подступах к плотине. Ее на отдельных участках прикрывали заграждения, местность была густо минирована. Хофер решил внезапным ударом захватить населенный пункт и не дать возможности советским подрывникам разрушить плотину. Для этой операции он создал штурмовую группу. Возглавить группу он поручил капитану Гансу Штауфендорфу. Клауса генерал оставил на командном пункте. Штурмовой группе была поставлена задача захватить плацдарм севернее Манычстроя и после переправы главных сил семьдесят девятого полка прорвать позиции русских, захватив Манычстрой.

3

Лейтенант Осокин разыскал штаб дивизии в станице Раздольной. Там он узнал, что генерал Севидов находится на наблюдательном пункте севернее станицы. Далеко ли до НП командира дивизии, Осокин не знал, ему было известно лишь приблизительное направление. Осокин шел с трудом. Эти кошмарные сутки совсем лишили его сил. И если бы не сапер Кошеваров, не только не дойти бы ему до станицы Раздольной, но не добраться и до левого берега Дона. Если бы не этот невысокий крепыш с гладкими ефрейторскими полосками на петлицах, кормил бы лейтенант Осокин сейчас раков в Дону.