Переступить черту - [81]

Время от времени из лифта выгружались пациентки, прошедшие выбранную ими операцию. Их вывозили на каталках медсестры, которые помогали им перебраться в ожидавшие их машины. Босх обратил внимание на то, что все машины были марки «линкольн» и имели одинаковые номерные таблички. По-видимому, доставка домой входила в пакет услуг, оказываемых клиникой. Лица всех пациенток, кроме одной, были забинтованы. Босх предположил, что женщине без повязки увеличивали грудь или делали липосакцию. Она бодро поднялась с кресла и не торопясь уселась на заднем сиденье автомобиля.

Ни одного мужчины Босх не заметил. Все женщины были среднего возраста или старше, все приезжали в центр без сопровождения. Вероятно, они хотели продлить свою молодость, отодвигая тот момент, когда, как они боялись, мужчины перестанут на них смотреть. Это был безрадостный фрагмент жизни в суровом мире, который навел Босха на мысли о его дочери. Он понимал, что скоро она оставит дом и начнет самостоятельную жизнь, и надеялся, что ей не придется знакомиться с творчеством здешних врачей.

Достав телефон, Босх набрал сообщение для Мэдди, хотя она и говорила, что вряд ли в их лагере будет доступна мобильная связь. Он все же отправил эсэмэску – больше для себя, чем для нее: «Привет! Надеюсь, ты хорошо проводишь время. Я по тебе скучаю!»

* * *

Он смотрел на экран телефона, надеясь получить ответ, но тут раздалось щебетание автомобиля, с которого сняли блокировку. Две женщины, в стандартных костюмах санитарок, торопились к своим машинам. Очевидно, рабочий день закончился. Сразу за ними вышел мужчина, по виду врач. Он направился прямо к машине Шуберта, но обошел ее и сел в соседнюю. Когда он уехал, Босх завел свой автомобиль и переехал на его место. Взяв папку, он подошел к «мерседесу» Шуберта, прислонился к багажнику, положил на него папку и в ожидании скрестил руки на груди.

Еще минут двадцать медсестры и прочие сотрудники центра выходили из лифта в гараж. На «мерседес» они не претендовали. Некоторые бросали на Босха любопытные взгляды, но никто не спросил, что ему тут надо. Это был вечер пятницы, и всем хотелось поскорее покинуть клинику. Босх включил телефонный Интернет и стал искать в «Гугле» фотографию Шуберта. Он нашел только одну, опубликованную в две тысячи третьем году в местной газете района Беверли-Хиллз. Доктор и его жена Гейл были сняты на благотворительном мероприятии в отеле «Беверли-Хилтон». Резко очерченные надбровные дуги и подбородок жены наводили на мысль, что она раз или два навещала клинику супруга в качестве пациентки.

На экране телефона появилось сообщение от Мэдди: «По ночам ужасно холодно. До встречи в воскресенье!»

Это было в ее духе – писать очень сжато и выражать основную мысль – в данном случае то, что она не будет больше выходить на связь до возвращения, – косвенным путем. Босх хотел было послать ей ответ, но не знал, что написать.

– Прошу прощения.

Он поднял голову. К нему подходил мужчина, которого он узнал по фотографии двенадцатилетней давности, только что виденной им в Интернете.

Указав на «мерседес», доктор сказал:

– Я хотел бы воспользоваться своим автомобилем, если вы не возражаете.

Он был в зеленых брюках, голубой рубашке на пуговицах и сером галстуке, но без куртки или пиджака – наверное, потому, что носил на работе халат. Босх отошел от багажника и запахнул полу пиджака, постаравшись, чтобы пистолет, висевший в кобуре на бедре, не остался незамеченным. И он не остался – Шуберт уставился на оружие.

– В чем дело? – спросил он.

– Доктор Шуберт, меня зовут Босх, и я здесь, чтобы спасти вашу жизнь. Где мы можем поговорить с глазу на глаз?

– Что-что? – воскликнул доктор. – Вы что, шутите так? Кто вы такой?

Обойдя Босха по широкой дуге, Шуберт подошел к водительской двери машины, достал из кармана ключ и отпер дверь.

– На вашем месте я не стал бы этого делать, – спокойно сказал Босх.

Рука доктора замерла на полпути к ручке, словно незнакомец предупредил его, что взорвет бомбу, если он откроет дверь.

Босх взял папку и приблизился к мужчине.

– Слушайте, да кто вы? – повторил Шуберт.

– Я уже сказал вам. Я тот, кто хочет продлить ваше существование на этом свете.

Он всучил папку доктору, который неохотно взял ее. До сих пор все происходило согласно разработанному Босхом плану. Следующие десять секунд должны были показать, не следует ли менять его.

– Взгляните на это, доктор Шуберт, – сказал Босх. – Я расследую серию убийств. И у меня есть основания полагать, что вы – а возможно, и ваша жена – уже на очереди.

Шуберт держал папку так, словно она была раскалена докрасна. Босх внимательно наблюдал за ним и видел, что в реакции доктора больше страха, чем удивления.

– Откройте папку, – велел он.

– Вы напрасно так держите себя, – возразил Шуберт. – Вы не…

Он запнулся, увидев прикрепленную внутри папки фотографию, на которой изуродованное лицо Александры Паркс было снято крупным планом. Глаза его расширились, и Босх подумал, что пластический хирург за все годы работы не видел ничего подобного.

Взгляд Шуберта перешел на другую сторону папки, где Босх прикрепил один из полицейских отчетов – не из-за его особой важности, а потому, что это была копия официального документа, на которой стоял штамп: «Дозволено цензурой», поставленный управлением шерифа Лос-Анджелеса. Босх знал, что это повысит его собственную легитимность в глазах доктора. А он хотел как можно дольше оставаться в его глазах полицейским. Обман сразу раскрылся бы, если бы доктор попросил его показать жетон, и Босх старался держать доктора в растерянности и страхе.