Перестройка как русский проект. Советский строй у отечественных мыслителей в изгнании - [141]

Глава V Национальный нигилизм учения об особой русской коллективистской цивилизации

§ 1. Учения об особой русской цивилизации не существует

Самая поразительная правда во всем этом споре об особом русском культурном коде, который якобы напрямую из глубокой русской древности вел к сталинскому советскому строю, состоит в том, что на самом деле не было и нет никакого учения об особой русской цивилизации, якобы во всем противоречащей Западу. Совсем не случайно тот же Сергей Кара-Мурза практически не цитирует в своей книге «Крах СССР» самого Николая Данилевского. Потому, наверное, и не цитирует, что сказанное Данилевским о якобы особом богоподобном русском национальном характере находится в вопиющем противоречии с реальной русской историей. В лучшем случае к учению Данилевского об особой русской цивилизации можно относиться как к гипотезе.

Уже современники Николая Данилевского обращали внимание: как-то неловко после всех известных кровавых и беспощадных русских бунтов, после Болотникова, Степана Разина и Емельяна Пугачева настаивать на том, что именно терпимость отличает русских от европейцев, которые якобы напротив полностью, в отличие от нас, поглощены насильственностью и нетерпимостью. «Терпимость составляла отличительный характер России в самые грубые времена»[314]. Вообще, с точки зрения Николая Данилевского, одной из черт, общих для всех народов романо-германского типа, является насильственность… Насильственность, в свою очередь, есть не что иное, как чрезмерно развитое чувство личности, индивидуальности, по которому человек, им обладающий, ставит свой образ мысли, свой интерес так высоко, что всякий иной образ мысли, всякий иной интерес необходимо должен ему уступить, вольно или невольно, как неравноправный ему».[315] Подтверждением изначальной насильственности характера романо-германских народов, считал Николай Данилевский, является террор французской революции, «неустающая действовать гильотина, лионские расстреливания картечью, нантские потопления», которые пришли на смену религиозной нетерпимости. Причем политическое насилие эпохи гильотины, обращает внимание Николай Данилевский, исходит, как и у иезуитов, из «правила, что цель оправдывает средства»[316]

Конечно, любой человек, который имеет маломальское представление о нашем русском XX веке, о нашей революции 1917 года, о последовавшей гражданской войне, об ужасах красного террора, будет вынужден придти к выводу, что по теории Николая Данилевского мы самый европейский из всех европейских народов, ибо насилие и жестокость нашей революции превзошли в десятки раз насилие и жестокость французов времен Великой французской революции. Нигде в Европе марксизм как учение о классовом насилии не применяется так последовательно и широко, как в революционной России. Никто в Европе так откровенно не исповедовал иезуитское «цель оправдывает средства», как ленинская, большевистская партия.

Кстати, на самом деле текст, который многие сегодня в России воспринимают как науку об особой русской цивилизации, есть всего лишь декларация о намерении обосновать, доказать нашу русскую, славянскую непохожесть, отличие от всего европейского. Намерение, которое, как свидетельствует книга «Россия и Европа» так и не было реализовано. Место, уделенное анализу общинности национальной психологии русских, ничтожно по сравнению с преобладающей частью книги, которая посвящена описанию истории Европы и психологии романо-германских народов. На самом деле Николай Данилевский рассказывает нам не о той России, той жизни и том человеке, которые есть, а о той цивилизации, которая, как он верит, вырастает из «дичка» славянского духа. Особая славянская цивилизация, настаивает Николай Данилевский, появляется тогда, когда «для всякого славянина: русского, чеха, серба, хорвата, словенца, болгара (желал бы прибавить и поляка), – после Бога и Его Святой Церкви, – идея славянства должна быть высшей идеей, выше свободы, выше науки, выше просвещения, выше всякого земного блага, ибо ни одно из них не достижимо без ее осуществления, – бездуховно-, народно – и политически самобытного, независимого Славянства»[317] Речь у Николая Данилевского шла о том братстве славянских народов, которому, как известно, не суждено было осуществиться.

Какое отношение эти красивые декларации имели к реальной жизни прежде всего русского народа? Малое. И я думаю, не случайно Николай Данилевский при всем своем несомненно исследовательском таланте, энциклопедической образованности так поразительно мало говорил о той русскости и славянскости, которая уже была в его время. Его историофилософия, учение об органике человеческих цивилизаций несомненно оказало влияние на развитие европейской общественной мысли. Но все, что он писал о русском национальном характере и якобы особой, самобытной русской цивилизации, имело мало общего с тем русским человеком, который творил свою национальную историю и который был известен самому Николаю Данилевскому. Славянофильский миф о народе-богоносце, устремленном всей своей душой к царству благости, был разрушен до основания русскими революциями XX века. Ни в чем так не проявилась исходная мечтательность и научная несостоятельность учения Николая Данилевского об особой русской цивилизации как в его утверждении, что, к примеру, русские по природе лишены какой-либо революционности, имеют привычку решать исторические задачи без насилия, проводят свои реформы только при общем согласии всех сословий, только опираясь на добродетель, «нравственное, высокое»