Переселение. Том 2 - [90]

В саду, спускавшемся к реке, стоял павильон. Весь из стекла. В нем было два выхода. Один соединял его с домом, другой вел к реке.

В доме Пфалера останавливались Юрат и Петр с женами. По словам Пфалера, они перешли польскую границу и прибыли в городок под названием Желеговка, где собираются все путники, едущие в Россию.

О Трифуне Исаковиче Пфалер ничего не слыхал.

Павла он устроил в павильоне.

— Переночуете, — уверял Пфалер, — как граф. Я пришлю вам горничную. Красавицу!

Исакович поторопился распрощаться с хозяином, который, подобно почтмейстеру Хурке, униженно кланялся и был одет в черную пару, в которых в те времена ходили почтмейстеры, священники и музыканты.

Павел сказал только, что хочет посмотреть его лошадей, которых Хурка так расхваливал. И что завтра же он уедет.

А о горничной не захотел и слушать.

— Я привык себе сам готовить постель и не нуждаюсь в женщине.

Пфалер лишь заискивающе улыбнулся, а горничную все-таки прислал. Она пришла взять в стирку белье и приготовить ему постель. Кровать здесь стояла огромная, широкая, под балдахином из шелка и стекляруса, показавшимся Павлу настоящим чудом: это был не обычный полог из ткани, а из длинных, вроде сосулек, рядов стекляруса, и, когда входили под балдахин, он звенел, как струны арфы.

Сунув под подушку кошель с деньгами и драгоценностями, который он носил с собой, Исакович отпустил удивившуюся, что ее выпроваживают, горничную.

Павел долго не мог уснуть в отведенных ему в городе Ярославе покоях. Ночь была темная. На дворе гулял ветер, а в павильоне позванивал стеклярус, и казалось, что кто-то перебирает руками струны арфы. Заснул он только на рассвете. А проснулся от необычной тишины.

За ночь весь Ярослав покрылся снегом.

Так сбылось предчувствие Павла, что он уедет в Россию по снегу.

Утром кузнец — под ритмичные удары молота — поставил возок с колес на сани. Хозяин согласился дать внаймы из своей конюшни приглянувшуюся Павлу тройку вороных. Но когда Исакович сказал, что хочет купить этих лошадей и готов заплатить за них хорошие деньги, Пфалер онемел. Напрасно он лепетал, что они, собственно, принадлежат Вишневскому, что это — татарские кони, что они сущие чудовища, Павел их купил.

В день пророка Авдия, 19 ноября, Пфалер получил депешу о Павле из города Броды, а спустя день — из Кременца.

И хотя Исаковичи в своей Сербии были знакомы и с лютыми морозами и метелями, воевали они обычно весной и летом, а на зиму возвращались домой. Студеные ночи и долгую зиму Павел пережил только раз, когда гнал французов из Праги.

В Россию же он день за днем ехал по снегу. Ехал на санях, и будто не ехал, а летел.

Перед ним неслась закованная в лед бесконечная зима в белом и голубом уборе. Он впервые узнал, что такое русская тройка. В Црна-Баре Исаковичи тоже запрягали по три коня, но пристяжной считался обычно лентяем, повесой, который только притворялся, будто тянет, а на самом деле просто бежал рядом. В Руме говорили: «Отвесил губу, как пристяжная постромку!» Здесь все тянули ровно. И тройка мчалась так, что покрытые инеем гривы лошадей развевались, как белые крылья. Всегда холодный и надменный Исакович точно с ума сошел. Выхватив порой вожжи у ямщика, он вставал, гикал и пел.

Впервые после стольких лет горя и печали смеялась и пела его душа.

Снег простирался перед ним ковром без конца и края, точно белое небо, по которому он мчался куда-то ввысь.

Нанятый Пфалером русин тоже вскакивал и начинал что-то кричать по-русински, петь и смеяться.

Выбранные в Ярославе вороные с огненными ноздрями среди белого царства снега очаровали Павла еще больше. В скованной морозом, занесенной снегом степи не было дорог, дорога была там, где они ехали, дорога была всюду. Они гнали через поля, корчевья и замерзшие реки.

О том, что под ними мост, Павел догадывался только по перестуку копыт.

В этой бешеной скачке их сопровождал серебряный звон бубенцов.

Их монотонный звон звал, манил все дальше, пронизывал душу. И Павлу казалось, будто он слез с саней и, как огромный великан, мчится по снегу, мчится куда-то вдаль, к какой-то радости, в далекую небесную синь.

Когда братья увидели его с башни форпоста в Желеговке, они подумали, что за ним гонится стая волков.

XXI В России — мечте Павла

Штаб-квартирьер бригадира Витковича оставил в протоколе запись, что Исаковичи прибыли в Киев в декабре 1752 года. Сначала Юрат и Петр, а затем Павел. О Трифуне там никаких сведений не имеется.

В бумагах Вука Исаковича после его смерти найдено письмо, в котором Виткович пишет, что Петрова кибитка привезла красоту и печаль, а Юратова — дурака и вояку. О Павле в этом письме говорится, что он привез много денег и драгоценностей и прибыл в штаб-квартиру на тройке вороных с бубенцами.

Виткович шутя замечает в письме своему родственнику Вуку, что Исаковичи приехали в Киев с прочими сербами для того только, чтоб и в Киеве были шалые семьи.

Анна — по рассказам его жены — должна родить в апреле.

Вук в то время жил на пенсии в Митровице, с родичами встречался редко. И выезжал только в монастырь побеседовать с преподобным Стефаном Штиляновичем, к своему же патрону, святому Мрату, охладел. Охладел он и к Исаковичам и даже писем их не хранил. Вук страдал недугом, в то время называвшимся грудной жабой. Понимал, что состарился, что скоро умрет и никогда России не увидит.