Переселение. Том 2 - [74]

Шрифт
Интервал

«Не успели мы еще утереть слезы по недавно убитым сыновьям и братьям нашим, павшим за Австрию, а от нас требуют уже новых мертвецов, и всех нас опять ждет горе да убогая старость».

Исаковичи вовсе не первыми надумали переселяться.

Павел еще четыре года тому назад слышал, что хлопочут о переселении сирмийские гусары Атанас Рашкович и младший сын вице-дуктора Монастерлии Иосиф.

Но те, кто переселялся, и в России требовали отвести им Новую Сербию! Устроить судьбу народа на отведенной им территории!

Покуда Павел ждал Трифуна, через Токай непрерывно шли переселенцы. Кое-кого Павел знал, о некоторых только слышал, но суматоха в ту осень была превеликая.

Первый сбор переселенцев был два года назад в Бечее.

Старосты и выборные переселенцы еще тогда, в сентябре, два года назад, кричали, что хотят остаться на своей земле, потому что невозможно им бросить хозяйство, сколоченное после стольких лет и с такими муками. И они отказываются идти на земли гершафта!

Не одни только простые солдаты кричали да жаловались.

Жаловались и офицеры, еще задолго до Исаковичей.

Все, что с ними делают, великое несчастие! Никогда не ожидали они ничего подобного от венского двора. Их деды, отцы, братья проливали кровь, не щадили живота своего и за эти земли, где они сейчас осели, заплатили своей кровью в десять крат.

«Нам не ведомо, — писали они Марии Терезии, — в чем мы провинились, какое предательство совершили, какой позор или бесчестие императрице нанесли».

Не получив ответа, они кинулись в транспорты, которые в тот год уходили последними.

Собственно, ответ пришел; в рескрипте говорилось, что все, кто не покинет страну, получат землю, если уйдут из армии.

Но это касалось лишь одних офицеров.

Некоторые заколебались и, радея о багополучии своих семейств, принялись вычеркивать свои имена из списка переселенцев.

В Новом Ковиле пожелали остаться лейтенант Петр Райкович и фендрик Периша Гошич, в Старом Ковиле — капитан Михаил Проданович. Но в Мошорине никто не выписался!

В Тителе пожелал остаться лейтенант Иван Антонович, наперекор фендрику Влашкалину, которого переселенцы избрали своим вожаком. Кишка тонка оказалась у лейтенанта Живы Николича из Сентамаша. Остался с ним и фендрик Марко Радишич — из-за одной вдовушки, за которой волочился и которая в те дни родила ему сына. В Чугуре остался больной, ослепший капитан Арса Джюлинац. А в Бечее богач капитан Петр Зако заявил, что он родился не для того, чтобы быть цыганом, жить в шатрах и просить подаяния в чужих краях; он намерен, как и прежде, оставаться сам себе господином.

В Мохоле остался, вернее туда вернулся — по уговору с Вишневским — лейтенант Драгич Каракашевич со своим приятелем, бывшим фендриком, неким Остоей Кубуриным. Возвратились они веселые, хмельные, с полными карманами серебра и, смеясь, рассказывали, что видели русскую царицу и всех святых на русских небесах. Но все-таки решили, мол, жить в Мохоле. Лучше места нет на земле, чем Мохол.

Не уехал из Канижи капитан Стеван Зако. Этот тихий человек с бледным лицом привез с войны какую-то французскую книжицу, которую, говорят, все время читал. Подобно сенатору Стритцескому и его родичу в Бечее, Зако уверял, что у него сердце болит за тех, кто уезжает, но он остается потому, что, мол, всюду хорошо, где можно читать книги. В его доме собирались и прочие офицеры Канижи, кроме уезжавших, чтобы научиться танцевать французский менуэт и поглядеть, как во время танца следует держать французскую трость. И кланяться, опираясь на пятки.

В Мартоноше остались капитан Лазар Вуич, у которого жена второй раз родила двойню. А с ним и лейтенант Иван Жегарац, который упал летом с лошади и сломал ногу.

В последнюю минуту остались в Потисье еще сорок офицеров.

Титулярный майор Юрат Исакович уже потом, в Киеве, имел обыкновение говорить: «Из наших людей в Потисье осталось лишь сорок проституток, зато в Поморишье все было по-честному».

Немало шуму было среди сербов вокруг этих переселений.

Однако, когда из Вены пришло разрешение на отъезд всем тем, кто записался раньше, с места снялись многие.

Все двинулись со своими солдатами и со своими семьями.

Из Старого Ковиля уехал лейтенант Арса Станоевич. Как на свадьбу отправился.

Из Мошорина — капитан Максим Зорич.

Из Титела — Михаил Пешич, несмотря на то, что в транспорте выбрали предводителем его фендрика. Правда, по дороге Пешич захворал и вернулся.

Из Бечея уехал капитан Сава Ракишич.

Из Мохола — лейтенант Неда Маркович.

В пути он женился, отбив чужую невесту, которая родила прежде времени в Киеве. Ребенок на отца не походил. Неда и сам это видел, но помалкивал. Всепобеждающая любовь к этой женщине охватила его. Ребенок, в отличие от Неды, был красив.

Его товарищи, сирмийские гусары, с похабной усмешкой подталкивали друг друга локтями, перемигивались и дразнили бедолагу, сраженного любовью:

— Неда, твой ребенок не очень-то на тебя смахивает! Как же это так? А?

В Потисье за военный статут и отъезд высказались в то лето тысяча девятьсот семьдесят человек{22}.

И все они уехали.

Из бывшей милиции Поморишья уехало в то лето тысяча восемьсот восемьдесят человек.


Еще от автора Милош Црнянский
Переселение. Том 1

Историко-философская дилогия «Переселение» видного югославского писателя Милоша Црнянского (1893—1977) написана на материале европейской действительности XVIII века. На примере жизни нескольких поколений семьи Исаковичей писатель показывает, как народ, прозревая, отказывается сражаться за чуждые ему интересы, стремится сам строить свою судьбу. Роман принадлежит к значительным произведениям европейской литературы.


Роман о Лондоне

Милош Црнянский (1893—1977) известен советскому читателю по выходившему у нас двумя изданиями историческому роману «Переселение». «Роман о Лондоне» — тоже роман о переселении, о судьбах русской белой эмиграции. Но это и роман о верности человека себе самому и о сохраняемой, несмотря ни на что, верности России.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


Сундук с серебром

Из богатого наследия видного словенского писателя-реалиста Франце Бевка (1890—1970), основные темы творчества которого — историческое прошлое словенцев, подвергшихся национальному порабощению, расслоение крестьянства, борьба с фашизмом, в книгу вошли повести и рассказы разных лет.