Переселение душ - [19]

Несколько месяцев спустя леди Ванкерест умерла в родах. Это было подозрительно, замечал Джон Марш, потому что именно с этих пор Хэлс-Плэнтинг и начал приобретать скверную славу.

Четвертый баронет был самым паршивым из всего семейства, именно ему и предсказала гибель безумная старуха. Этот случай произошел во время детства Марша, однако он его особенно хорошо запомнил.

К старости баронет стал нелюдимым. Порочная жизнь сказалась на нем: с пустым взглядом, седой, согбенный, он, казалось, шел по жизни как во сне. Каждый день он совершал верховую прогулку и передвигался со скоростью пешехода, как будто за гробом собственного прошлого. Как-то вечером он ехал так по деревне, когда появилась эта самая старуха. Звали ее Энн Рутерс. О ней поговаривали, что она со странностями или вообще безумна. Однако многие пророчества ее сбывались, и поэтому ее уважали. Темнело. Деревенская улица почти опустела. Но только в дальнем конце деревни, у дверей постоялого двора «Гуляка», как всегда, развлекалась компания посетителей, едва освещенная светом, который проникал через причудливые окна старой гостиницы. Они почтительно поздоровались с сэром Эдриком, когда он медленно проезжал мимо, но он не обратил внимания на их приветствия. Дальше ему на пути встретились двое. Одна была Энн Рутерс, высокая, тощая старуха, закутанная в шаль; другой был Джон Марш, в ту пору восьмилетний мальчуган. Он возвращался домой, побывав у зловонного водоема, где поймал несколько тритонов; трех он нес теперь в кармане, что переполняло его радостью, но радость эту омрачало сознание того, что он возвращался домой слишком поздно и, возможно, его поколотят. А идти быстрее или бежать у него не получалось: впереди него шла Энн Рутерс, и он не отваживался обогнать ее, особенно поздно вечером. Она продолжала идти, пока не встретила сэра Эдрика, и, остановившись, окликнула его. Он придержал лошадь и взглянул на нее. Энн Рутерс заговорила с ним, причем довольно громко, так что Джон Марш расслышал и запомнил каждое слово. Она предсказывала скорый конец роду Ванкерестов. Сэр Эдрик ничего не ответил и поехал дальше, а она так и осталась стоять на месте, устремив глаза к звездному небу… Джон Марш и теперь не осмелился обогнать безумную. Он повернул назад и, задумавшись, слишком близко подошел к лошади сэра Эдрика. И вдруг, проезжая мимо него, безо всякого предупреждения, в порыве необузданного гнева, сэр Эдрик ударил мальчика хлыстом по лицу.

На следующее утро Джон Марш, вернее, его родители получили компенсацию в виде золотого соверена. Но за шестьдесят пять лет, минувших с того дня, он так и не забыл удара хлыстом и все еще говорил о Ванкерестах как о проклятом семействе, продолжая молиться и надеяться на то, чтобы дожить до того времени, когда сбудется пророчество. Он рассказывал и о том, что той же ночью Энн Рутерс умерла. Она, бывало, часто бродила по деревне по ночам и в ту самую ночь свернула с главной дороги к владениям Ванкерестов, где нарушителей, особенно ночных, не жаловали. Но никто не видел ее: наверное, она забрела туда, где ни одна живая душа не могла бы ее обнаружить. Ни один из сторожей ни за что не пошел бы в Хэлс-Плэнтинг ночью. Тело Энн Рутерс было найдено там на следующий день под высоким деревом, но без каких-либо признаков насильственной смерти. Все сочли, что она умерла от сердечного приступа. Этот случай, разумеется, усугубил недобрую славу Хэлс-Плэнтинг. Смерть старухи ошеломила всю деревню. Сэр Эдрик направил посыльного к ее замужней сестре, у которой она жила, с предложением возместить все расходы на похороны. Это предложение, как с удовлетворением отмечал Джон Марш, было отклонено.

О последних двух баронетах Джон Марш мало что знал. Пятому баронету тоже приписывались порочные склонности семейства, но ничем особенным он не отличался и вел себя более или менее терпимо, так что о нем и сказать нечего. Он преуспел в бизнесе и, насколько мог, компенсировал разорительные причуды предков. Его сын, нынешний сэр Эдрик, был прекрасным молодым человеком, пользующимся уважением в деревне. Даже Джон Марш не мог сказать о нем ничего дурного. Ходили слухи, что сэр Эдрик выбрал жену в Лондоне — мисс Гердон — и ненадолго приедет, чтобы проследить за тем, как дом Манстет-Холл приведут в порядок перед свадьбой, которая состоится по окончании сезона.

Обыденность лишает сюжет таинственности. Было трудно связать нынешнего сэра Эдрика, красивого, умного, энергичного, отличного спортсмена и прекрасного товарища, с пророчеством, предрекавшим гибель роду Ванкерестов. Сам сэр Эдрик знал легенду и потешался над ней. Он носил одежду, скроенную столичным портным, выглядел вполне здоровым, и его улыбка свидетельствовала о жизнерадостном характере. Однажды он даже обманул сторожа и провел ночь в Хэлс-Плэнтинг.

Когда приятели рассказали об этом Джону Маршу, он с презрением заметил, что «оно ничего не стоит». По пророчеству, конец Ванкерестам придет не так; вот когда та нечисть, которая обитает в Хэлс-Плэнтинг, выберется оттуда и явится к Манстет-Холл, тогда-то этот конец и наступит. Так предрекала Энн Рутерс. Мистер Спайсер выпытывал у Марша, откуда тот знает, что в Хэлс-Плэнтинг действительно что-то водится. В конце концов старик в подробностях рассказал невероятную историю, которая, однако, звучала не слишком убедительно. Когда-то ему довелось «по делу» (сторожа сэра Эдрика назвали бы это «дело» другим словом) оказаться в окрестностях Хэлс-Плэнтинг в ночное время. Внезапно он услышал вопль и помчался прочь так, как в жизни не бегал. Это был такой вопль, утверждал он, от которого кровь стынет в жилах и остается только бежать, спасая свою шкуру. Приятели убеждали Марша отправиться в Хэлс-Плэнтинг самому и разузнать, что там творится. Как-то раз Джон поджал тонкие губы и сказал, что на днях так и сделает. На это мистер Спайсер и фермер Уинтвейт, закуривая, многозначительно переглянулись.