Переселенцы и новые места. Путевые заметки. - [42]
— И Просвиркина с Червяковым найдем. Не обижайте народа.
— Какого народа? — кротко изумляется Низкодубов.
— А у —ского моста.
— У какого моста?
— В —ском селе.
— Такого села не слыхали.
Очевидно начинается «запирательство».
— Ну, ладно, потом вспомнишь. А теперь иди.
— Что-ж, ведите. Куда поведете, туда и пойду: я не худое что, а продовольствия прошу.
Изловлен был мошенник, но «переселенный» и письмоводитель некоторое время невольно отплевывались и морщились.
— Чорт его... Точно собаку пристрелили, — проворчал письмоводитель.
Заходят в контору по поводу и дворяне. Однажды очень приличный молодой человек чрезвычайно огорчался тем, что дворянам не отводят казенной земли. Оказалось, он приехал ходоком от целой компании безземельных и не получивших образования дворян откуда-то из Екатеринославской губернии.
— Это очень обидно, это очень всех нас огорчит, — повторял он. — Помилуйте, мы было таким мечтам предались: иметь свою землю, жить самостоятельно. А теперь, что такое мы? Я — писцом у мирового судьи был; другой — смотрителем на почтовой станции; третий — у помещиков ребятишек грамоте учит. Так вот и вытираем чужие углы.
Дворянину очень сочувствовали, но помочь не могли. Вообще, быть дворянином не всегда приятно. Был, например, такой случай.
Среди толпы просящих о продовольствии долго стоит какой-то оборванный мужик в лаптях, бородатый, волосатый. Он стоит и что-то из себя «изображает», — не проталкивается вперед, видимо, ждет, чтобы его подозвали сами, а на лице хранит выражение не то обиженное, не то презрительное.
— Ну, а ты что же стоишь? — обращаются к нему. — Продовольствия просишь?
— Продовольствия, — ворчливо отвечает тот и подает прошение.
Прошение пробегается наскоро, останавливаются на самом существенном: кто просит, откуда родом, сколько едоков, есть ли круговая порука, удостоверены ли в волости все эти сведения и бумаги. Просят домохозяева. Кузьма, Петр, Тимофей и Дмитрий Еникеевы; живут на арендованной земле; скот кое-какой есть; едоков столько-то; работников столько-то: губернии Пензенской, уезда Краснослободского, жили при селе Черном...
— Какой же волости?
— А на что мне волость!
— Надо же знать, где ты приписан.
— Я приписан к Российской империи.
— Значит, николаевский солдат?
— Потомственный дворянин, Козьма Ильич Еникеев, — отрывисто говорит мужик, раздраженно чмокает, передергивает плечами и небрежно прибавляет: — вы читайте прошение, там прописано.
Действительно, в прошении значилось, что его подают потомственные дворяне, «записанные в шестую часть дворянской родословной книги». После этого, конечно, мужика стали называть, чтобы не оскорблять его гордости, почтенным господином Еникеевым и расспросили его. Оказалось, Еникеевы на старине имели двадцать семь десятин земли на пятьдесят душ. Земля была вдобавок черезполосная при селе бывших государственных крестьян Черном. Когда они «опростились», — не помнят: и деды были уже такими. На старине кормиться было нельзя, и часть ушла на новые земли, где бедствуют. Новую землю сняли всем своим дворянским «обществом»; и на старине, и тут землевладение у них общинное; теперь, прося о ссуде на продовольствие, они составили круговую поруку, но дадут ли им ссуду? По настоящему, дать нельзя, ибо они не крестьяне и не мещане, которым даются ссуды, если они занимаются земледелием. Еникеевы имеют право отдать своих детей в лицей и правоведение, могут выступить кандидатами в пензенские губернские предводители дворянства, могут повсеместно в империи поступить на государственную службу, могут получить Владимира хоть в первый же год службы, а не чрез тридцать-пять лет, как лица других сословий, присутственные места в бумагах именуют их благородиями, — но на продовольствие они права не имеют. Еникеевым ссуда была, однако, разрешена.
Там, где имеются приюты или бараки для переселенцев, это учреждение служит источником больших хлопот. Более всего хлопот бывает осенью. Когда начнутся морозы и кончатся полевые работы, чиновника осаждают толпы кандидатов на зимовку в приюте. И кого-кого тут не увидишь! Приходят всклокоченные, одетые в бабьи кацавейки, но без брюк, пьяницы, проживавшие лето в окрестных рощах. Являются какие-то мещанские тетки, с синими носами, в сопровождении бойких и весьма недурных племянниц, играющих глазками. Приходит дурочка-татарка, вдобавок немая, тоже обитательница окрестных рощ, подруга гарнизонных солдат; с плачем и воплем влезает вдова, одетая в невообразимые лохмотья, с полудюжиной ребят и к тому-же в интересном положении. Все это хнычет, плачет, требует, умоляет, грозит прикинуть детей, грозит удавиться на подъезде чиновника. Наконец, является, с вежливой просьбой защитить его от холода и непогоды, образованный молодой купеческий сын, Сериков. Об этом следует сказать подробнее.
Близ города по реке тянутся на многие версты густые рощи. Их гущина увеличивается зарослями тальника, жимолости, шиповника. Если вы пойдете в рощи гулять, но не по-городски, по дорогам, а по деревенски, целиком, сквозь кусты и чащу, вы не раз наткнетесь на логовища пригородных бродяг. Логовища скрыты, протоптанных тропинок тут нет, и вы натыкаетесь на людей внезапно. Живут они в самой чаще, в кустах. Тут стоит шалаш из ивовых прутьев, покрытый травой, а перед шалашом сидят или лежат его обитатели. Нежная пара, в самых неприхотливых костюмах, сильно выпившая. Старая баба, плетущая из тальника корзину или «морду» для ловли рыбы. Какой-то оборванный молодой парень. При вашем появлении, парень быстро бросает что-то в кусты и озабоченно вас спрашивает:
ДЕДЛОВ (настоящая фамилия Кигн), Владимир Людвигович [15(27).I.1856, Тамбов — 4(17).VI.1908, Рогачев] — публицист, прозаик, критик. Родился в небогатой дворянской семье. Отец писателя — выходец из Пруссии, носил фамилию Kuhn, которая при переселении его предков в Польшу в XVIII в. была записана как Кигн. Отец и дядя Д. стали первыми в роду католиками. Мать — Елизавета Ивановна, урож денная Павловская — дочь подполковника, бело русского дворянина — передала сыну и свою православную религию, и любовь к Белоруссии, и интерес к литературе (Е.
Владимир Людвигович Дедлов (настоящая фамилия Кигн) (1856–1908) — публицист, прозаик, критик. Образование Дедлов получил в Москве, сначала в немецкой «петершуле», затем в русской классической гимназии. В 15 лет он увлекся идеями крестьянского социализма и даже организовал пропагандистский кружок. Это увлечение было недолгим и неглубоким, однако Дедлов был исключен из старшего класса гимназии, и ему пришлось завершать курс в ряде частных учебных заведений. «Мученичество» своих школьных лет, с муштрой и схоластикой, он запечатлел в автобиографических очерках «Школьные воспоминания».Издание 1902 года, текст приведен к современной орфографии.
Тюрьма в Гуантанамо — самое охраняемое место на Земле. Это лагерь для лиц, обвиняемых властями США в различных тяжких преступлениях, в частности в терроризме, ведении войны на стороне противника. Тюрьма в Гуантанамо отличается от обычной тюрьмы особыми условиями содержания. Все заключенные находятся в одиночных камерах, а самих заключенных — не более 50 человек. Тюрьму охраняют 2000 военных. В прошлом тюрьма в Гуантанамо была настоящей лабораторией пыток; в ней применялись пытки музыкой, холодом, водой и лишением сна.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Брошюра написана известными кинорежиссерами, лауреатами Национальной премии ГДР супругами Торндайк и берлинским публицистом Карлом Раддацом на основе подлинных архивных материалов, по которым был поставлен прошедший с большим успехом во всем мире документальный фильм «Операция «Тевтонский меч».В брошюре, выпущенной издательством Министерства национальной обороны Германской Демократической Республики в 1959 году, разоблачается грязная карьера агента гитлеровской военной разведки, провокатора Ганса Шпейделя, впоследствии генерал-лейтенанта немецко-фашистской армии, ныне являющегося одним из руководителей западногерманского бундесвера и командующим сухопутными силами НАТО в центральной зоне Европы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Книга Стюарта Джеффриса (р. 1962) представляет собой попытку написать панорамную историю Франкфуртской школы.Институт социальных исследований во Франкфурте, основанный между двумя мировыми войнами, во многом определил не только содержание современных социальных и гуманитарных наук, но и облик нынешних западных университетов, социальных движений и политических дискурсов. Такие понятия как «отчуждение», «одномерное общество» и «критическая теория» наряду с фамилиями Беньямина, Адорно и Маркузе уже давно являются достоянием не только истории идей, но и популярной культуры.
Книга представляет собой подробное исследование того, как происходила кража величайшей военной тайны в мире, о ее участниках и мотивах, стоявших за их поступками. Читателю представлен рассказ о жизни некоторых главных действующих лиц атомного шпионажа, основанный на документальных данных, главным образом, на их личных показаниях в суде и на допросах ФБР. Помимо подробного изложения событий, приведших к суду над Розенбергами и другими, в книге содержатся любопытные детали об их детстве и юности, личных качествах, отношениях с близкими и коллегами.
10 мая 1933 года на центральных площадях немецких городов горят тысячи томов: так министерство пропаганды фашистской Германии проводит акцию «против негерманского духа». Но на их совести есть и другие преступления, связанные с книгами. В годы Второй мировой войны нацистские солдаты систематически грабили европейские музеи и библиотеки. Сотни бесценных инкунабул и редких изданий должны были составить величайшую библиотеку современности, которая превзошла бы Александрийскую. Война закончилась, но большинство украденных книг так и не было найдено. Команда героических библиотекарей, подобно знаменитым «Охотникам за сокровищами», вернувшим миру «Мону Лизу» и Гентский алтарь, исследует книжные хранилища Германии, идентифицируя украденные издания и возвращая их семьям первоначальных владельцев. Для тех, кто потерял близких в период холокоста, эти книги часто являются единственным оставшимся достоянием их родных.