Переселенцы и новые места. Путевые заметки. - [23]

Шрифт
Интервал


Переселенцы


Переселениями заведует одно из «делопроизводств» («отделений») земского отдела министерства внутренних дел. В нем работают два чиновника. На местах, в пунктах, чрез которые идет переселение, именно в Самаре, Уфе, Оренбурге, Тюмени и Томске, находится по чиновнику. Эти именуются «чиновниками особых поручений при Земском отделе, командированными министерством внутренних дел» в те города и губернии, где они живут. Подчинены они прямо Земскому отделу, что ставит их в независимое положение на местах. Главная их задача — регистрировать проходящих вперед и назад переселенцев, выдавать им пособия на путевые надобности и давать маршруты в те места, куда переселенцы идут. Это летняя работа чиновников. Зимою им приходится содействовать переселенцам при водворении на новых местах: при покупке и арендовании казенных, частных и инородческих земель, при перечислении из старых обществ в новые, при возобновлении паспортов, при взыскании долгов, оставшихся на стороне и т. д. и т. д. почти без конца, потому что переселенцы относятся к чиновникам Земского отдела с доверием, и последним нередко приходится выслушивать просьбы, вроде того, чтобы запретить мужу пьянствовать, велеть жене не баловаться, приказать башкирам отдать свою землю переселенцам даром, отправить мужиков на казенный счет в индейские страны, и проч. Труднее всего приходится чиновникам в Тюмени и Томске, чрез которые проходит народу от 30 до 40 тысяч в лето[1]. Этих переселенческих контор я не видал. Меньше работы в Самаре, Уфе и Оренбурге, хотя все-таки чрез последний проходит до 15,000 душ. Тут переселенческие конторы помещаются при частных квартирах чиновников и состоят из одной, трех комнат. На стене портрет Государя, в углу образ Божией Матери путеводительницы, который переселенец отыскивает и на который молится, прежде чем поклонится чиновнику. Если переселенец сам образа не видит, он спрашивает: «А где же, твое степенство, у тебя Бог?» Один или два сосновых стола, такая-же полка, такие-же скамьи-прилавки. На столах разного рода бланки: даровых проездов по железным дорогам, удешевленных билетов, маршруты во все страны широкой матушки Руси, от пути в недалекую Челябу до настоящих «походов Кира и Александра»: в Мерв, в Самарканд, в «Бийский», на Амур, в Верный, в Кокчетав, за Байкал, — билеты, маршруты, книги для регистрации переселенцев, бланки расписок в получении пособий, которые летом пишутся десятками в день. «Дел» нет, потому что дела должны кончаться быстро. «Дела» заменены папками, в которых лежат по алфавиту фамилий «входящие»; «исходящие» могут быть отысканы тоже по алфавитной книге. В Самаре чиновник Земского отдела обходится без помощников. В Уфе есть письмоводитель. В Оренбурге письмоводитель и писец. Летом переселенческая контора открыта с 9 утра и до 9 вечера, и в ней и около нее, на улице, густая толпа. Войдемте в контору.


Толпа


Без четверти 9 утра. Переселенческий чиновник, по народному «переселенный», и его письмоводитель раскладывают по столам книги и бланки, и оба не без тревоги поглядывают в окна. У крыльца и на противоположной стороне улицы, под каким-то навесом, мужицкая толпа. Нет еще 9 часов, но восточное солнце жгуче, и народ ищет тени. Чиновник опытным взглядом окидывает толпу: по меньшей мере двести душ.

— Ну, держитесь, Иван Иванович! — говорит чиновник.

— Да я уж как будто и привык, — покорно отвечает письмоводитель.

— Сколько градусов?

— Двадцать пять.

— Значит, к часу опять до сорока девяти дойдет.

— Что-ж, я уж как будто и привык...

Без десяти 9. Опять поглядывают в окна.

— Михайло! — кричит чиновник.

Является рассыльный, он-же и частный камердинер чиновника.

— Карболки в тарелки налил?

— Налил.

— Давай теперь персидский порошок.

Чиновник берет благодетельный порошок, и посыпает им магические круги вокруг столов и стульев. Посыпаются также пороги дверей, ведущих из конторы в частные комнаты чиновника. Тщательно посыпается и платье чиновника и письмоводителя.

— Иван Иванович, взгляните-ка в окно: чуваши сегодня есть?

— Есть.

— Гм! Надо прибавить порошку... А бабья много?

— Есть и бабье.

— Надо и еще подбавить! Да смотрите, не зевайте: вчера были мужики, сегодня бабы. Как-бы зря двойных пособий не выдать: вчера мужик взял, сегодня его баба возьмет. Хорошенечко их насчет прозвищ пробирайте.

— Да уж я к этому привык...

— Знаю. Но всетаки к полдню, когда до сорока девяти градусов дойдет, и поослабнуть можно... Михайло, воду в графинах почаще меняй! Чтобы холодная была!

— Слушаю.

Без пяти 9.

— Вы в отдельной комнате сядете? — спрашивает чиновника письмоводитель.

— Как и всегда, когда народу много. И помните: тактика прежняя. Делайте вид, что переселенческий чиновник, это — вы; выражайтесь так: я не могу, я могу, я осмотрю твое имущество, я даю тебе такое-то пособие. Когда очень напирать начнут, — с одним сами разговаривайте, другого ко мне; с одним сами, другого ко мне. Пензенских, симбирских, самарских, саратовских долго не задерживайте: это народ кто богатый, кто добросовестный, — верить можно. Чувашей жалейте: не лгут. Туляков и орловцев ставьте на правеж: очные ставки делайте, посылайте на лестницу думать, нужно ему пособие или нет. Что до Тамбовцев...


Еще от автора Владимир Людвигович Кигн-Дедлов
Рассказы

ДЕДЛОВ (настоящая фамилия Кигн), Владимир Людвигович [15(27).I.1856, Тамбов — 4(17).VI.1908, Рогачев] — публицист, прозаик, критик. Родился в небогатой дворянской семье. Отец писателя — выходец из Пруссии, носил фамилию Kuhn, которая при переселении его предков в Польшу в XVIII в. была записана как Кигн. Отец и дядя Д. стали первыми в роду католиками. Мать — Елизавета Ивановна, урож денная Павловская — дочь подполковника, бело русского дворянина — передала сыну и свою православную религию, и любовь к Белоруссии, и интерес к литературе (Е.


Школьные воспоминания

Владимир Людвигович Дедлов (настоящая фамилия Кигн) (1856–1908) — публицист, прозаик, критик. Образование Дедлов получил в Москве, сначала в немецкой «петершуле», затем в русской классической гимназии. В 15 лет он увлекся идеями крестьянского социализма и даже организовал пропагандистский кружок. Это увлечение было недолгим и неглубоким, однако Дедлов был исключен из старшего класса гимназии, и ему пришлось завершать курс в ряде частных учебных заведений. «Мученичество» своих школьных лет, с муштрой и схоластикой, он запечатлел в автобиографических очерках «Школьные воспоминания».Издание 1902 года, текст приведен к современной орфографии.


Рекомендуем почитать
Эффект матового стекла. Книга о вирусе, изменившем современность, о храбрости медработников, и о вызовах, с которыми столкнулся мир

Книга написана лучшими медицинскими журналистами Москвы и Санкт-Петербурга. С первого дня пандемии Covid-19 мы рассказываем о человеческом и общественном измерении коронавируса, о страданиях заболевших и экономических потрясениях страны, о страшных потерях и о врачах-героях. Это авторский вклад в борьбу с вирусом, который убил в мире миллионы, заставил страдать сотни миллионов людей, многие из которых выжили, пройдя по грани жизни, через крайнюю физическую боль, страх, уныние, психические и душевные муки. Вирус, который поражает внутренние органы, а в легких вызывает эффект «матового стекла», не отступает и после выздоровления, бьет по человеческим слабым местам.


1937

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пушкинская перспектива

В книгу вошли статьи, посвященные произведениям разных эпох русской литературы, – от средневековья до современности, в которых прослежено пушкинское начало. Особый раздел книги содержит анализ документальной пушкинской прозы, в которой бьши предвосхищены ныне актуальные художественные искания.


Там, где мы есть. Записки вечного еврея

Эпический по своим масштабам исход евреев из России в конце двадцатого века завершил их неоднозначные «двести лет вместе» с русским народом. Выросшие в тех же коммунальных квартирах тоталитарного общества, сейчас эти люди для России уже иностранцы, но все равно свои, потому что выросли здесь и впитали русскую культуру. Чтобы память о прошлом не ушла так быстро, автор приводит зарисовки и мысли о последнем еврейском исходе, а также откровенно делится своим взглядом на этические ценности, оставленные в одном мире и приобретенные в другом.


С весны до осени

Обновление Нечерноземья идет хорошими темпами. Однако, как и в любом большом деле, здесь возникает множество проблем. Как успешнее решить их, как быстрее и качественнее освоить огромные капиталовложения, которые вкладывает государство в освоение и развитие исконных русских земель, — вот основной вопрос, который волнует автора и героев очерков — от тракториста до секретаря райкома партии.


Чернобыль сегодня и завтра

В брошюре представлены ответы на вопросы, наиболее часто задаваемые советскими и иностранными журналистами при посещении созданной вокруг Чернобыльской АЭС 30-километровой зоны, а также по «прямому проводу», установленному в Отделе информации и международных связей ПО «Комбинат» в г. Чернобыле.