Пересекающиеся параллели - [25]

 По пятницам после восьми вечера бассейн всегда закрывался "на спецобслуживание". Это время принадлежало только начальнику мехколонны и тем посетителям, кого он сам приглашал. В этот раз кроме Алексея и Нодара никого посторонних в бассейне не было.

 Плавание в бассейне сменяла сауна, за которой следовал небольшой отдых в холле с рюмкой коньяка и долькой лимона или ломтиком апельсина, после чего вся процедура начиналась сначала. Нодар, как обычно, от алкоголя отказался, заменив его обычным яблочным соком.

 – Ну, с такой охраной можно быть спокойным! – подсмеивался над ним Марченко, – Вот был бы он еще и к бабам равнодушен!...

 – Если мужчина равнодушен к женщинам, то это уже не мужчина, а только половина мужчины! – словно тост произнес Нодар.

 – Почему половина? Тогда уж прямо говори – не мужчина! – поправил его Марченко.

 – Нет, батоно Петре, именно половина! Вторая его половина – это его друзья. Вот когда у мужчины нет друзей, то он совсем не мужчина! Ты согласен, Лексо?

 – Конечно, согласен! – подтвердил Захаров, не понимая, к чему Нодар клонит.

 – Ну, у нас и друзья есть, и женщины любимые… Так что, вполне можем считать себя полноценными мужиками! – пошутил Марченко.

 – Все верно… только и те, и другие иногда от нас уходят… – продолжал гнуть что-то свое Нодар.

 – Ладно, "генацваля", – перебил его Петр Дмитриевич, – кончай тоску нагонять своей восточной философией! Пошли лучше в бассейн! Давайте на спор – кто дальше нырнет! На коньяк! Гарантирую, хоть я и самый старый, а каждому из вас форы дам! Ну, как – согласны?

 С этими словами начальник мехколонны скинул с себя простыню и решительно направился в бассейн. Убедившись, что тот их не слышит, Захаров негромко спросил Нодара:

 – По дороге сюда мне водила сказал, что на Бригадирском кто-то замочил четверых залетных. Говорит, что, вроде бы, твои ребята...

 Нодар грустно посмотрел на него и, немного помолчав, ответил:

 – Я ведь тебе еще прошлый раз сказал, что мы мокрухой не занимаемся! Это Али-Бабы работа...

 – Постой, а Али-Бабе это зачем? – удивился Захаров, – Он ведь сам из этих…

 – Да! – спокойно согласился Нодар, – Вроде незачем… Тем более что Али-Баба уже не просто "авторитет" – он сейчас в районе "смотрящий". А завалил потому, что нас испугался! Испугался, что мы про этого парня убитого на него подумаем и мстить станем!

 – Хочешь сказать, что тот коммерсант из ваших был? – догадался, наконец, Захаров.

 – Из наших… – хмуро подтвердил Нодар, – Да ты его тоже знал – тезка это твой, Алексей! А в Афгане его звали Лисом…

ГЛАВА 13

Все вышло!

С неизбежной смертью

угроз, насмешек, слез, зевот —

ушло все прежнее столетье,

а отраженье —

вот —

живет!..

(С.Кирсанов, "Зеркала")

1998 г., август

 …Старика он застал сидящим на высоком взгорке и внимательно вглядывающимся в пологий противоположный берег реки, на котором бурно кипела жизнь. Вот по широкой тропинке к реке спустилась какая-то баба с тазиком и принялась полоскать выстиранное белье в реке. Чуть выше по течению в воде с шумом и визгом плескались дети приехавших на лето московских и питерских дачников. А метрах в ста ниже, где спадавшая к концу лета река открывала неглубокий брод, загорелый до черноты худой парнишка-тракторист мыл в реке свой старый, выкрашенный голубой краской, но уже изрядно облупившийся, трактор "Беларусь".

 Услышав шаги, старик, не оборачиваясь, махнул Алексею рукой.

 – Я вот думаю, почему так получается? Река, вроде как, одна, а на разных берегах и жизнь совсем разная! Ты как, Леха считаешь?

 – У тебя что – глаза на затылке? – удивился Захаров, – Я ведь только с автобуса. Не мог же ты знать, что я именно сегодня приеду!

 – Почему на затылке? Тоже, велика задача! Кто ж, окромя тебя, ко мне ишшо заявится? Ты надолго, али как?

 – Да нет, на денек, завтра двухчасовым уеду. А что ты там насчет реки-то спрашивал?

 – Да вот, говорю, жизнь – интересная штука! Вроде этой речки… Будто, и рядом берега, а не пересекутся нигде! И мы на них тоже – вроде и рядом, а не стренуться нам, не пересекнуться! Вона, соседка у меня была, Верка Клюка... Сына у ней в 41-м на войну забрали, а через год прислали бумажку: мол, так и так, пропал ваш Мишка без вести! Она где только его не искала после войны! По всем военкоматам письма писала! Только в 67-м и нашла, года за два до смерти. Сообщили, значит, что погиб он в Синявинских болотах, и даже фамилия евоная на этом памятнике братском есть. Она так и ездила туда, пока не померла – все цветы возила...

 – Ну? – нетерпеливо перебил его Захаров, – А речка тут причем?

 – А притом! – настырно повторил Алексеич, повернув к нему лицо, – Притом! Нонешним летом копались в нашем лесу поисковики эти… ну, которые солдат погибших ищут – они кажен год тут копают! Говорят, тут солдат наших тысяч триста, а, может, и все пятьсот в болотах еще без успокоения лежат! Ну, и нашли медальон смертный, а в нем так и прописано: Алексеев Михаил Иванович, деревня Хотынь. Сынок Веркин, то есть! Вот и получается, что она его незнамо где искала, а он – вона, тут рядом и лежал. Так и не стренулись…

 Алексеич достал из нагрудного кармана "беломорину", тщательно продул ее и закурил. Потом, затянувшись несколько раз, спросил: