Пересекая параллели - [90]

Александр Александрович не мог сидеть спокойно. Встал, подошёл к ближайшей рябине, сорвал листок и начал крутить его пальцами.

— Что наша жизнь? По большому счёту, ничего! Думаешь, мы рождаемся из мрака на свет? Нет! Мы переходим границу между мраком и ещё большим мраком! Только в утробе матери всё тихо, спокойно и глаза закрыты. А здесь глаза открываешь, потому мир и ослепляет яркостью, и крик восхищения с губ срывается. А когда присмотришься, научишься различать чувства, то поймёшь, что глаза пора снова закрывать, чтобы не видеть мрака за крышкой гроба. Что хорошего было в моей жизни? Родился, крестился, учился. Легко и красиво! И вот женился. Машенька сразу о квартире говорить стала. Взяли ипотеку. Родители напряглись. Въехали в четырёхкомнатную. Надели хомут на двадцать лет! Я ведь предлагал сначала двухкомнатную выкупить. А Маша упёрлась. И довод привела неоспоримый: детей рожать лучше в четырёхкомнатной. Сама же дочку родила и на этом поставила точку. А время понеслось вскачь. И смысл всей жизни свёлся к добыванию денег. Все мысли вокруг них закрутились. На двух работах пахал. Семьи не видел. Дочку вечером на руках подкинешь, утром спящую поцелуешь. Ни выходных, ни проходных!.. Мужчина должен быть кормильцем. Я им и был. Машиной для печатания денег! Такая жизнь не могла не вызывать раздражительности. Сначала начал срываться по пустякам, а потом и Маруся… По первости только отвечала на мою грубость, но, в конце концов, её терпение лопнуло, и она стала раздражаться по любому поводу, обвиняя меня во всех мирских грехах. И постепенно работа стала для меня отдыхом. Отдыхом от семьи! В какой-то момент спохватился. Что же мы делаем? Попытался пойти на компромисс. Долго терпел. Недостаточно долго… Когда очередная ссора произошла публично, не выдержал. Нет, я не бил жену. И не стал вновь грубить. Разве, что попытался остановить её оскорбления одним словом: «Заткнись!». Но это вызвало лишь ещё более ожесточённую вспышку нелестных словосочетаний. Тогда просто повернулся и ушёл, бросив Машу на улице… Как тяжело я шёл! Будто тысячи невидимых струн держали меня. Струны натягивались и лопались. Одна за другой. Я не мог вернуться, а Маша не пыталась меня остановить ни действием, ни окриком… Второй раз уходить было легче. Ссора произошла в магазине. Потом в метро. Струн, удерживающих меня, становилось всё меньше. Иногда казалось, что их не осталось вовсе! Что мешало нам расстаться? Деньги. Развод привёл бы к потере квартиры. Да и любовь к дочери часто останавливала на самом краю. Хотя из-за неё или точнее сказать из-за методов её воспитания мы тоже нередко спорили до хрипоты. Жена хотела сделать из дочери модель. Водила на занятия в школу маленьких принцесс. Потом в школу юных красавиц. Глядя на дочь, заранее жалел будущего зятя. Кто ему достанется? Капризная «принцесса» с большими запросами! Но всё обошлось. Любовь пришла к дочери в виде простого парня, который заставил и дочь вести себя проще. Родился внук — Ваня. К тому времени мы полностью рассчитались за квартиру. Времени свободного стало больше. Отношения с женой наладились. Не то чтобы они стали розовыми. Агрессия ушла, но чувства не пылали костром. Семейная жизнь перешла в разряд вялотекущей. И вдруг эта карусель… По всем государственным сайтам взахлёб: Красноярск — город катастроф! Красноярцы сошли с ума! Я в Москве учусь и не знаю, чему верить. На связь с женой, с дочерью. А они: всё нормально, успокойся, Саша! Саша и успокоился, пока на пятый день ни жена, ни дочь меня не узнали. Кто такой?.. Я бросился в службу спасения. Там меня тоже давай успокаивать. Психолог почти час со мной беседовал. Нет, он не вселил веру в благополучный исход. Но поселил в моей душе какую-то растерянность. А растерянность ведёт к бездействию. Я продолжал настойчиво вызывать родных. Но на шестой день никто уже не откликался. И вдруг обычный вызов. Звонок из Красноярска. По детскому телефону. Внук на проводе: детям компьютер с пяти лет встраивали, а ему тогда четыре только исполнилось, — Александр Александрович отвернулся, чтобы скрыть набежавшие на глаза слёзы, но продолжал говорить с болью в голосе. — Знаешь, как я его любил! Больше дочери! Наверное, потому что дочь на бегу воспитывал, а с внуком уже спокойно по жизни шагал. Сначала вроде никаких чувств особенных не было. Лежит маленький человечек, ручками машет, гримасы строит и криком внимания требует. Сам от ладошки до локтя, а голос басовитый такой… Гуляешь с ним, говоришь чего-то, песни напеваешь. А в ответ только чернота внимательных глаз. Смородинкой его поначалу звал. Потом гулить начал, меня узнавать. Ручки тянет, улыбается. Жене меньше радовался. Хотя она его тоже очень любила и по-женски ко мне ревновала. А сколько сказок ему рассказывал! Он и сам молодец: в три года читать выучился. Говорили с ним, наговориться не могли… Я этот самый телефон и купил, чтобы всегда на связи быть. Самый современный… Вот и пригодился… Стоит, напуганный, смотрит печально… Забери, говорит, деда меня: мама с кровати не встаёт и глаз не открывает, а папа с работы не возвращается… И растерянность моя сразу прошла. Сказал Ване, что приеду за ним. Твёрдо так сказал. И ещё спросил: веришь мне? Он кивнул головкой: верю… Разве мог обмануть его доверие? Я должен был прийти на помощь! Или умереть вместе с ним. Но к тому времени уже не только в Красноярск, за Урал попасть было невозможно. Карантинная зона разрасталась с невероятной быстротой. Население охватила паника. Замерла железная дорога. Самолёты из сибирских городов разворачивали назад. Им не хватало топлива, и они падали и разбивались. А тех, кто пытался совершить посадку вопреки запретам, сбивали военные.