Пересекая границы. Революционная Россия - Китай – Америка - [4]

После отречения Николая II в 1917 году донские казаки остались верны Временному правительству Керенского и воевали против большевиков до самого конца Гражданской войны, то есть до начала 1920-х годов. Победившая Красная армия сурово обошлась с ними: многие были казнены сразу, другие отправлены в лагеря. Их земли и имущество конфисковало коммунистическое государство. Во время Второй мировой войны некоторые казаки устраивали диверсии против коммунистов, а другие вербовались в немецкую армию и воевали в ее составе. В конце войны они сдались союзным войскам, но, в соответствии с Ялтинским соглашением, были переданы советской стороне. Те же, кто смог избежать выдачи, разбрелись по свету и организовали свои общины, но старое поколение умирает, и скоро останутся только их песни и воспоминания.

Ранней осенью 1916 года прабабушка со слезами благословила мою мать уехать на юг. Это было разумным шагом. Таким образом мы спасались от беспорядков, которые к тому времени распространились и на русскую провинцию. Помещики уже не чувствовали себя в безопасности в своих имениях, и все больше разговоров велось о революции и гражданской войне. Мама, Аграфена и я покинули бабушкин дом с тем, чтобы больше никогда в него не вернуться.

Мы поселились в удобном доме в маленькой станице под названием Кореновская. До школы можно было дойти пешком. Вместе с нами в доме жила Вера, учительница немецкого языка, хорошенькая местная девушка, ставшая членом нашей семьи.

«Тетя» Вера учила меня немецким словам и водила в свой класс. Но няня оставалась моей главной руководительницей, и мы с ней по-прежнему каждый день проводили по несколько часов в местной церкви. Это была красивая церковь, с высоким куполом и фресками, изображающими жития святых и библейские сцены. Богатая казачья община щедро жертвовала на церковь: на иконах блестели серебряные и золотые оклады, множество свечей и лампад горели днем и ночью. Я повторяла за няней одну или две молитвы, а потом садилась на край скамьи и рассматривала изображения и иконы, придумывая о них свои собственные истории. В церкви было темно, прохладно и безопасно. Иногда мы ходили на вечерние службы и никогда не пропускали воскресные литургии и праздники. Хотя мама моя не была особенно благочестивой и в церковь ходила нечасто, она отмечала все традиционные русские церковные праздники и не препятствовала няне брать меня с собой в церковь.

Жизнь вошла в удобную колею. Отец был где-то далеко в армии, но маме нравилась ее работа, она подружилась с другими учителями, в большинстве своем молодыми выпускниками университета, энергичными и полными надежд. Местная интеллигенция горячо приветствовала Февральскую революцию и образование Временного правительства во главе с Александром Керенским. Казаки же были осторожнее, известие об отречении царя не все восприняли радостно, но и они поддерживали Временное правительство. Большевистская контрреволюция в ноябре явилась для всех неожиданностью, но Москва и Петроград были так далеко, что можно было надеяться на то, что новое правительство про нас забудет и никого здесь не потревожит.

Однако довольно скоро мирная станичная жизнь закончилась. Домой из армии стали возвращаться казаки, принося с собой вести о беспорядках и хаосе. Мама не имела никаких известий из Воронежа, почти ничего не знала об отце. Рассказы о поджогах помещичьих усадеб, арестах помещиков и осквернении церквей вселяли беспокойство и страх. В стране началась Гражданская война, неумолимо двигавшаяся к югу, появились слухи о зверствах Красной армии. Казаки, все еще верные правительству Керенского, вступили в Белую армию. То же сделал и мой отец.

Гражданская война длилась около четырех лет. Сначала белым помогали союзники, но Европа сама была изнурена длительной войной, и если бы даже правители союзных стран захотели по-настоящему поддержать правительство Керенского, они бы столкнулись с серьезной оппозицией в своих странах.

Коммунистическая пропаганда представляла большевистский переворот истинной революцией — священным символом борьбы народа с тиранией. Это напоминало революции прошлого: красные боролись за братство, равенство и справедливость против деспотизма царей. (Тот факт, что Николай II больше не правил Россией, казалось, не имел уже никакого значения.) Коммунизм был интернациональным явлением, и Ленин мечтал о мировой революции. Его утопическую мечту о мире, свободном от всех зол прошлого и настоящего, разделяла значительная часть интеллигенции. В Соединенных Штатах большевистская революция нашла немало сторонников. Западные интеллектуалы довольно долго жили этой мечтой и отказались от нее только тогда, когда удостоверились в том, что новый режим «не работал». Увы, это произошло слишком поздно, чтобы помочь Белой армии!

После развала русско-германского фронта в 1917-м мой отец сумел добраться до Кореновской. В доме у нас все сразу стало как-то по-другому. Одетый в офицерскую форму с золотыми пуговицами, высокие блестящие сапоги (няня чистила их каждое утро), с пахнущим кожей ремнем, с громким голосом, он сразу стал центром всей нашей домашней жизни. Мама от него не отходила, я слышала, как они разговаривали и смеялись до глубокой ночи. Я не очень понимала, кто этот восхитительный человек: слово «отец» очень мало для меня значило, я ведь почти не видела его за свою пятилетнюю жизнь. Но я была им очарована и очень огорчилась, когда он уехал, тем более что с ним уехала и мама. Школа закрылась: старшие уходили на войну, а мальчикам и девочкам нужно было работать на хуторах.