Пересечение Эйнштейна: Далгрен. Нова. Пересечение Эйнштейна. Драгоценности Эптора - [12]

— Ты что, не спала всю ночь? — спросил он.

— Спала. Просто, когда ложишься спать на закате, просыпаешься довольно рано.

— Знаю.

— Мы здесь много работаем... — она сунула руки в задние карманы; ее джинсы с коротко оборванными штанинами были подняты высоко на бедра, — … в течение дня. Не рассиживаем просто так. У Джона запущено несколько десятков проектов. Довольно сложно заснуть, когда вокруг стучат молотками, строят и все такое. — Она улыбнулась.

— Я уже давно проснулся; но ничуть не устал. Когда устаю, меня ничто не может разбудить.

Он посмотрел вниз, на ее ноги.

Во время движения падающие на них отблески сходились, скрещивались друг с другом.

— О, мы совсем не против, если ты и в самом деле хочешь спать. Мы никого не хотим заставлять. Но у нас должна быть какая-то постоянная модель, ты же понимаешь.

— Да, я понимаю. — Он все постукивал газетой по бедру. Теперь поднял ее.

— Зачем ты ходишь с этой орхидеей? — спросила она. — Конечно, учитывая, в каком состоянии находится город, это не лишено смысла. И мы правда терпимы к самым разным образам жизни. Но...

— Мне ее подарили. — Он отвернулся и раскрыл газету.

УГРОЖАЕТ СЕРЬЕЗНАЯ

Он дал таблоиду развернуться до конца.

НЕХВАТКА ВОДЫ

На месте даты было напечатано Вторник, 12 февраля 1995 года.

— Это что, мать его, такое?

На ее лице проявилась обеспокоенность.

— Ну, у нас здесь не так уж много людей, которые умеют поддерживать все на плаву. И мы все думаем, что со дня на день вода станет серьезной проблемой. Ты даже не представляешь, сколько ее истратили, когда пытались тушить пожары.

— Я про 1995-й.

— А-а. Это просто Калкинс. — На закусочном столике стоял ящик с консервами. — Мне кажется, одно только то, что у нас есть газета — поразительно. — Она села на скамейку и выжидающе посмотрела на него. — А с датами — это у него такая маленькая шутка.

— А-а. — Он сел рядом с ней. — У вас тут есть палатки? Что-нибудь для укрытия? — все еще думая: 1995?

— Ну, мы всё больше под открытым небом, — она осматривалась вокруг, а он пытался ощутить город по ту сторону укрытого листвой и освещенного огнем костра грота. — Само собой, Тэк — он обещал Джону какие-то простые чертежи. На будки. Джон хочет, чтобы Тэк возглавил весь проект. Он думает, так для него будет лучше. Знаешь, Тэк такой странный. Ему почему-то кажется, что мы его не примем. По крайней мере, я думаю, что ему так кажется. У него очень, такое, устойчивое мнение о себе как об одиночке. Он хочет дать нам чертежи — он инженер, как ты знаешь — и позволить нам воплотить их в жизнь. Но ценность этого не просто в постройке — или развалюхе — которая появится в результате. Это должна быть творческая, сокровенная для строителя вещь. Как ты думаешь?

Чтобы сделать хоть что-то, он крепко, до боли стиснул зубы.

— Ты уверен, что не хочешь есть?

— О. Да.

— Ты не устал? Если есть желание, можешь поспать несколько часов. Мы не начинаем работать, не позавтракав. Могу найти тебе покрывало, если хочешь

— Нет.

Ему пришло в голову, что в свете костра он может насчитать лет двадцать пять от роду в ее строгом, чистом лице.

— Я не хочу есть. Я не хочу спать. Я даже не знал, что Тэк ведет меня сюда.

— Это очень хорошее место. Правда-правда. По крайней мере, душевное согласие у нас очень живое.

Возможно, всего двадцать.

Девушка с гармоникой заиграла опять.

Некто, укутанный в кокон тускло-коричневого цвета, мелькнул с той стороны костра.

Ближайшая из накрытых тканью спящих голов находилась всего в футе от теннисных туфель Милдред.

— Лучше б ты ее не носил, — она рассмеялась.

Он раскрыл свои огромные пальцы, окруженные металлом.

— Я хочу сказать — если останешься с нами. Может тогда тебе будет не обязательно ее носить.

— Мне необязательно ее носить, — и решил не снимать.

Гармоника пронзительно взвизгнула.

Он поднял голову.

От деревьев: свет ярче огня и зелени, отбрасывающий лиственные тени на спальные мешки и скатанные покрывала. Затем обрушились вздувшиеся клешни и шипастый, полупрозрачный хвост:

— Эй, ну как там эта хрень для нас, готова?

Множество цепей свисало у него с шеи. В плечевой впадине виднелся белый струп (и ниже еще несколько, поменьше), — видимо, последствия сильного падения на цементный пол. На один из его ботинков тоже были намотаны цепи: передвигаясь, он позвякивал.

— Давайте, давайте. Тащите сюда мое сраное барахло! — Он остановился у очага. Его большие руки и маленькое лицо поблескивали, отполированные отсветами огня. Один из передних зубов был сломан. — Это все? — он, не глядя, махнул рукой в сторону закусочного столика, стряхнул с плеча путанные черные волосы, частично сплетенные в косу, и продолжил движение.

— Привет, Кошмар! — сказала Милдред с самой очаровательной в мире улыбкой. — Как поживаешь?

Скорпион посмотрел на нее сверху вниз, облизнул высоко задранную губу, просунув язык в дырку от зуба, и произнес, растягивая:

— Бля-я-а, — что могло означать все, что угодно. Вклиниваясь между ними: — Пшел на хрен... — увидел орхидею, — ...с дороги! — и сняв ящик с консервами с края стола, прижал его к брюху, где грязные, мятые джинсы осели так низко, что виден был переходный участок между волосами на животе и лобковыми. Он посмотрел на оружие поверх собственной толстой руки, закрыл рот, покачал головой: — Бля, — снова, и: — А