Переполох - [4]
— Голубчикъ, да вѣдь это разореніе… — еле выговорила Пѣтунникова. — Какъ-же тогда жить-то? Вѣдь жильцовъ отопить надо. Вѣдь ужъ и такъ-то отъ васъ самая малость очищается.
— А имъ какое дѣло? Поѣзжай въ деревню. Вотъ оттого-то и допытываются, кто гдѣ родился.
— Погибель, совсѣмъ погибель.
— Санитарная коммиссія… Ничего не подѣлаешь.
— Какая? — спросила старуха.
— Санитарная.
— Это что-же обозначаетъ?
— Да ужъ тамъ потомъ разберутъ. Листки объ оспѣ читала?
— Лѣтъ.
— Ну, прочти у насъ около воротъ. «Прививайте оспу… мойте полы… Не пейте воды сырой, а пейте чай и все этакое»… Также и насчетъ чистоты. А я тебѣ сколько разъ говорилъ: «выведи у насъ клоповъ французской зеленью, промажь щели» — и ты не съ мѣста. А вотъ теперь и казнись.
Слесарь кончилъ. Водворилось молчаніе.
— Спрыски съ тебя… Должна поднести жильцамъ по стаканчику… — сказалъ, смѣясь, сторожъ.
Старуха даже слезливо заморгала глазами.
— Тебѣ шутки, а мнѣ-то каково, Аверьянъ Михѣичъ! — проговорила она и утерла глаза передникомъ. — Ты жилецъ, съ тебя, какъ съ гуся вода… а я всѣхъ васъ переписать должна. Сегодня этотъ самый баринъ, что листки принесъ, сказалъ, чтобъ къ пятницѣ утру беспремѣнно…
— Ну, и перепишешь, — кивнулъ ей нарядчикъ.
— Да вѣдь я неграмотная. Надо мнѣ человѣка нанять.
— И наймешь. Возьми вонъ Финогеныча. Генераловъ тебѣ перепишетъ, а не только насъ.
— Говорила ужъ я ему. Рубль проситъ. И угощеніе… Да чтобъ кильки были и непремѣнно пиво. Во сколько мнѣ это вскочить! А я женщина бѣдная. Только вокругъ жильцовъ. На трескѣ да на астраханской селедкѣ сижу. Кофейные переварки пью…
Сторожъ похлопалъ по сундуку, на которомъ сидѣлъ, и съ улыбкой сказалъ:
— Пошарь вотъ здѣсь хорошенько — на три переписи найдешь, а то и на десяти…
— Нѣтъ, ужъ вы какъ хотите, а по гривеннику должны сложиться и дать мнѣ за перепись — выговорила, наконецъ, старуха Пѣтуиникова.
— Это еще съ какой стати! — воскликнулъ нарядчикъ — Больно жирно будетъ.
— Да вѣдь васъ-же переписывать будетъ Финогенычъ-то. Онъ завтра придетъ.
— Мы жильцы. Мы за углы платимъ — и знать ничего не должны, — произнесъ сторожъ.
— За прописку паспорта платишь-же, а это та-же прописка.
— Нѣтъ, ахъ, оставьте! То совсѣмъ особь статья. Прописка, больничныя, адресный сборъ — это съ марками, это на паспортѣ. А какія у тебя такія марки насчетъ переписи!
— Ну, что вамъ значитъ, голубчики, по гривеннику для вашей хозяйки, для бѣдной старушки, которая о васъ заботится?! Вѣдь пропилъ больше въ день, — упрашивала старуха.
— Выпивкой не кори. То особь статья. Мы люди рабочіе, намъ нужно для силы.
— Да вѣдь не себѣ прошу, Финогенычу. Онъ завтра придетъ васъ переписывать.
— Я самъ себя перепишу. Я самъ грамотный, — вызвался слесарь. — Давай листокъ.
— Да вѣдь перепутаешь, а тутъ надо въ точку…
— Я и не такія бумаги писалъ, а много почище, — похвастался слесарь.
— Слышь, Марѳа Алексѣвна, я дамъ гривенникъ на перепись, но чтобы и мнѣ вмѣстѣ съ Феногенычемъ было угощеніе, — вызвался нарядчикъ.
— Здравствуйте! А ты на пятіалтынный выпьешь!
— Врешь, насчетъ водки я человѣкъ деликатный. Ну, вотъ что пятіалтынный дамъ, но только чтобы съ угощеніемъ.
Старуха утирала глаза передникомъ.
— Разореніе, совсѣмъ разореніе, — бормотала она, — Во что мнѣ эта перепись-то вскочитъ!
IV
Вечеромъ наканунѣ 15 декабря, часу въ девятомъ. когда всѣ жильцы и жилицы старухи Марѳы Алексѣевны Петунниковой собрались домой съ работы, явился по приглашенію Пѣтунниковой переписывать ихъ писарь Финогеновъ. Это былъ старикъ съ сѣдымъ щетинистымъ подбородкомъ и верхней губой, одѣтый въ очень потертый пиджакъ съ замасленной голубой ленточкой въ петлицѣ и сильно расхлябанные сапоги. Въ рукахъ его былъ облѣзлый портфель и замасленная форменная фуражка съ кокардой. Финогеновъ переписывалъ жильцовъ на томъ-же дворѣ, гдѣ жила Пѣтунникова, но въ другой угловой квартирѣ, а потому явился безъ пальто. Онъ когда-то служилъ гдѣ-то канцелярскимъ служителемъ, давно ужъ потерялъ мѣсто, жилъ подобно птицѣ небесной отъ крохъ, какъ онъ самъ выражался, но фуражку съ кокардой все-таки носить не оставлялъ. Его зналъ весь дворъ и даже весь околодокъ. Онъ писалъ угловымъ жильцамъ прошенія къ мировымъ судьямъ, а старухамъ-салопницамъ и вдовамъ съ малыми дѣтьми прошенія къ благодѣтелямъ о помощи. Звали его Финогеномъ Михайлычемъ Финогеновымъ, но онъ откликался и на Финогеныча, подъ какимъ именемъ и былъ больше извѣстенъ. Носъ его былъ не только красенъ, но и сизъ, что явно указывало на его любовь къ спиртнымъ напиткамъ.
Войдя въ квартиру Пѣтунниковой, Финогенычъ строго заговорилъ:
— Поторапливайтесь, матушка, поторапливайтесь. Я отъ дѣла къ дѣлу… Сами знаете, нынче время какое… Время предпраздничное… Со всѣхъ сторонъ заказы на прошенія отъ сирыхъ и убогихъ. Утромъ написалъ по шести прошеній двумъ старухамъ въ разныя мѣста боголюбіямъ, превосходительствамъ и степенствамъ, сейчасъ переписывалъ жильцовъ, да и еще есть куда идти заработать.
— Да все готово, батюшка Финогенычъ, жильцы собрались. Можно начинать. А которые не собрались, такъ пoдoйдутъ, — отвѣчала Пѣтунникова. — Гдѣ писать-то будете?
— А гдѣ столъ есть, тамъ и писать начнемъ.
Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».Юмористическое описание поездки супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых, в Париж и обратно.
Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».Глафира Семеновна и Николай Иванович Ивановы — уже бывалые путешественники. Не без приключений посетив парижскую выставку, они потянулись в Италию: на папу римскую посмотреть и на огнедышащую гору Везувий подняться (еще не зная, что по дороге их подстерегает казино в Монте-Карло!)
Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».В книгу вошли избранные произведения одного из крупнейших русских юмористов второй половины прошлого столетия Николая Александровича Лейкина, взятые из сборников: «Наши забавники», «Саврасы без узды», «Шуты гороховые», «Сцены из купеческого быта» и другие.В рассказах Лейкина получила отражение та самая «толстозадая» Россия, которая наиболее ярко представляет «век минувший» — оголтелую погоню за наживой и полную животность интересов, сверхъестественное невежество и изворотливое плутовство, освящаемые в конечном счете, буржуазными «началами начал».
Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».В книгу вошли избранные произведения одного из крупнейших русских юмористов второй половины прошлого столетия Николая Александровича Лейкина, взятые из сборников: «Наши забавники», «Саврасы без узды», «Шуты гороховые», «Сцены из купеческого быта» и другие.В рассказах Лейкина получила отражение та самая «толстозадая» Россия, которая наиболее ярко представляет «век минувший» — оголтелую погоню за наживой и полную животность интересов, сверхъестественное невежество и изворотливое плутовство, освящаемые в конечном счете, буржуазными «началами начал».
Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».В рассказах Лейкина получила отражение та самая «толстозадая» Россия, которая наиболее ярко представляет «век минувший» — оголтелую погоню за наживой и полную животность интересов, сверхъестественное невежество и изворотливое плутовство, освящаемые в конечном счете, буржуазными «началами начал».
Лейкин, Николай Александрович [7(19).XII.1841, Петербург, — 6(19).I.1906, там же] — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра». Большое влияние на творчество Л. оказали братья В.С. и Н.С.Курочкины. С начала 70-х годов Л. - сотрудник «Петербургской газеты». С 1882 по 1905 годы — редактор-издатель юмористического журнала «Осколки», к участию в котором привлек многих бывших сотрудников «Искры» — В.В.Билибина (И.Грек), Л.И.Пальмина, Л.Н.Трефолева и др.
«– Ничего подобного я не ожидал. Знал, конечно, что нужда есть, но чтоб до такой степени… После нашего расследования вот что оказалось: пятьсот, понимаете, пятьсот, учеников и учениц низших училищ живут кусочками…».
В первый том наиболее полного в настоящее время Собрания сочинений писателя Русского зарубежья Гайто Газданова (1903–1971), ныне уже признанного классика отечественной литературы, вошли три его романа, рассказы, литературно-критические статьи, рецензии и заметки, написанные в 1926–1930 гг. Том содержит впервые публикуемые материалы из архивов и эмигрантской периодики.http://ruslit.traumlibrary.net.
В восьмом (дополнительном) томе Собрания сочинений Федора Сологуба (1863–1927) завершается публикация поэтического наследия классика Серебряного века. Впервые представлены все стихотворения, вошедшие в последний том «Очарования земли» из его прижизненных Собраний, а также новые тексты из восьми сборников 1915–1923 гг. В том включены также книги рассказов писателя «Ярый год» и «Сочтенные дни».http://ruslit.traumlibrary.net.
В четвертом томе собрания сочинений классика Серебряного века Федора Сологуба (1863–1927) печатается его философско-символистский роман «Творимая легенда», который автор считал своим лучшим созданием.http://ruslit.traumlibrary.net.
Христианство – основа русской культуры, и поэтому тема Пасхи, главного христианского праздника, не могла не отразиться в творчестве русских писателей. Даже в эпоху социалистического реализма жанр пасхального рассказа продолжал жить в самиздате и в литературе русского зарубежья. В этой книге собраны пасхальные рассказы разных литературных эпох: от Гоголя до Солженицына. Великие художники видели, как свет Пасхи преображает все многообразие жизни, до самых обыденных мелочей, и запечатлели это в своих произведениях.
«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»М. Е. Салтыков-Щедрин.
«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»М. Е. Салтыков-Щедрин.
«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»М. Е. Салтыков-Щедрин.
«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»М. Е. Салтыков-Щедрин.