Переплет - [69]

Дарне спустил Кляксу на землю, та немедленно бросилась прочь и нырнула в угол амбара, где любили собираться крысы.

– Чертов щенок, – выпалил он, взглянув на свою грудь. – Я промок и провонял насквозь.

– Тебе бы переодеться, – сказала Альта.

– Не нужно, доеду так. Сегодня в кои-то веки тепло.

– Не глупи, – вмешался я. – Альта, принеси ему мою рубашку. – Потом, не дожидаясь ответа, пригласил: – Пойдем на кухню, Дарне.

Он проследовал за мной.

На кухне я первым делом поставил на плиту таз с водой, чтобы та немного согрелась. Дарне замер на пороге.

– Фармер…

– Да?

– Тебе необязательно давать мне рубашку.

Я обернулся.

– Что?

Он, кажется, не мог подобрать нужные слова.

– Если не хочешь… то есть… я знаю, ты не любишь одалживать свои вещи.

– Что за чушь ты несешь?

Он замялся, а потом добавил – вроде бы в шутку, но голосом совсем не шутливым:

– Когда я в прошлый раз взял твою рубашку, ты чуть меня не удушил.

Кровь прихлынула к моим щекам.

– Если я верно припоминаю, – сказал я, – ты тогда пригрозил раздеться.

– Да, но ты же велел вернуть твою одежду.

– Давай договоримся так: я пообещаю больше не душить тебя, а ты больше не грозись раздеваться передо мной.

– А эта рубашка, провонявшая собачьей мочой? Ее-то можно снять?

– Только дверь закрой. Если Альта увидит тебя голым, в обморок упадет.

– В таком случае, тебе, пожалуй, тоже стоит закрыть глаза.

Я рассмеялся. Само получилось, я не хотел.

– Просто вымойся и переоденься поскорее, Дарне.

Он кивнул с притворным послушанием и затворил дверь кухни. Я нырнул в кладовую, чтобы взять новый кусок мыла, а он тем временем успел снять рубашку. За эти месяцы Дарне немного поправился, но я бы по-прежнему не назвал его хорошо сложенным; и все же за долгие часы прогулок с Кляксой он нарастил мышцы на груди и ребрах, да и живот уже не был впалым, а стал просто плоским.

– Спасибо, – Дарне взял мыло.

Я отвернулся. Несмотря на все наши шуточки, мне было неловко смотреть, как он плещется в тазу, будто крестьянин, смывающий грязь после рабочего дня. Особенно учитывая, что я был одет; не знаю почему, меня это смущало.

В дверь постучали. Я приоткрыл ее и выдернул рубашку из рук Альты.

– Я взяла ту, где не было заплаток… – успела сказать сестрица, прежде чем дверь перед ее носом захлопнулась.

– Спасибо, – снова проговорил Дарне, натягивая рубашку через голову. Она хорошо на нем сидела, хотя плечи у меня были шире, чем у него. – Погоди-ка… это не та самая рубашка, из-за которой в прошлый раз ты так рассердился?

– Нет, – ответил я и, не подумав, добавил: – Замолкни, Дарне.

Он звонко и торжествующе рассмеялся, поправляя манжеты. Меня уже не волновало, что рубашка протерлась на локтях; он, кажется, не замечал, что моя одежда старая и грязная.

– Уже можно зайти? – позвала из-за двери Альта. – Вы чем там занимаетесь?

– Секунду, – ответил я и услышал, как она вздыхает и царапает дверь ноготком.

Дарне застегнул рубашку, скомкал свою и положил на кухонный стол. Я не зажег лампу, и в полумраке кухни сверток белого полотна напоминал розу. Он стоял неподвижно и смотрел на меня. Потом очень тихо спросил:

– В чем дело?

– Прости, – выпалил я так быстро, что слоги набегали друг на друга. – Я вел себя как дурак. Прости.

– Ничего страшного.

– Да нет же… все это время…

– Забудь, Фармер.

– Останься на ужин. Наверное, будет просто пирог, но я знаю, мама возражать не станет…

– С радостью. Спасибо.

– И на этот раз я не просто из вежливости прошу…

Мы смотрели друг на друга в упор. Было слишком темно, и я не мог толком разглядеть выражение его лица: оно белело в темноте светлым пятном. Кухня за его спиной внезапно показалась чужой, незнакомой – большая темная плита, ряды блестящих медных кастрюль, каменные полы и выцветшие картины на стенах. В кладовке тускло блестели банки на полках.

– Я только… Мне наверх сходить… мигом…. – Я развернулся и вышел в коридор. – Дарне остается на ужин, – бросил на ходу Альте.

– Что? Ты пригласил его остаться? Но почему? – Она схватила меня за локоть, и я чуть не споткнулся.

– А что такого?

Альта, прищурившись, взглянула на меня. В коридор проник синий полумрак весенних сумерек, и ее пестрое розовое платье окрасилось лиловым. За спиной сестрицы по стене крались тени. Окно было открыто; над полями гулял западный ветер, разгоняя кислые запахи двора; он принес с собой сладость свежей травы – аромат если не теплых деньков, то их скорого приближения. Я вдруг отчетливо почувствовал весну, и волоски на руках встали дыбом. Сбросив руку Альты, я рассмеялся.

– Что происходит, Эмметт? С чего это вы с ним вдруг подружились?

В ее голосе слышались облегчение, недоверчивость и что-то еще – то, о чем ей неловко было говорить вслух. Я ухватился за перила и взбежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Альта окликнула меня по имени, и в ее голосе звучала мольба, но я уже поднялся наверх и не стал оборачиваться.

Пожалуй, с того самого дня мы и подружились. Рядом с Дарне я все время чувствовал опасность: его присутствие ощущалось как подводное течение, низовка, грозящая утянуть на дно; однако я все же мог сопротивляться предательской тяге, и через некоторое время научился притворяться, что этой тяги не существует. Я убеждал себя, что мне все это почудилось: чувство близкой опасности и искра между нами, заставившая мои волосы встать дыбом в тот день, когда Дарне впервые появился в нашей жизни; что моя неприязнь к нему была необъяснимой, иррациональной, а теперь, узнав его лучше, я могу больше не бояться.