Переплет - [128]

От матери пахнет петрушкой. Отец, сидящий на другом конце столовой, ловит мой взгляд и поднимает бокал. Я киваю ему и выхожу в коридор, миновав группу мужчин с лоснящимися от жира лицами. Миную цветочные заросли в коридоре и собираюсь подняться наверх, но на лестнице, перегнувшись через перила, стоят две девчонки и хихикают. Моя рубашка взмокла от пота, в глаза словно песка насыпали. Хочется найти тень и слиться с ней.

Я иду дальше по коридору и открываю дверь в Голубую гостиную. Лампы зажжены, в камине горит огонь, но комната пуста. Нимфы взирают на меня с полотна над каминной полкой; их мокрые руки переливаются перламутром, глаза спокойны и безразличны. Гирлянды водяныхлилий увивают их, как похоронные венки. Я закрываю за собой дверь и впервые за вечер вздыхаю полной грудью.

Кто-то затушил сигарету в чернильнице. Окурок еще дымится. Подхожу к столу и тушу его, обрывая ниточку дыма. Кто-то листал гроссбух: тот открыт на записях прошлого месяца, да и письма клерка перепутаны.

– Прошу прощения. Боюсь, я очень любопытен. Да и письма лежали на виду.

У окна стоит мужчина. Он отвешивает небольшой поклон. Я слегка теряю равновесие, качнувшись на пятках, но радуюсь, что не вздрогнул; выпитое шампанское притупило реакцию.

– Ты, должно быть, сын Пьера, – произносит незнакомец. – Люциан, верно? Я лорд Лэтворти, мы с твоим отцом… Скажем так, у нас общие интересы. Рад знакомству.

– И я рад, – отвечаю я и складываю письма аккуратной стопкой. Лорд Лэтворти ни капли не смущен и, видимо, даже не собирается смущаться, сколько бы я ни ждал.

– Я тебя испугал? Прости. – Он так снисходительно говорит со мной, будто это я забрался в его комнату, а не наоборот. Он делает шаг вперед и пристально смотрит на меня. Никак не пойму, улыбается он или нет. У него темная борода и прямые брови. Он среднего возраста, моложе отца. – Люциан Дарне. Как же я рад нашей встрече. Очной встрече, я имею в виду.

– Благодарю.

– Несомненно, все это, – он указывает на дверь, по всей видимости, подразумевая весь дом, гостей, свадьбу и целый мир, – порядком действует тебе на нервы? – Он смотрит на меня с искренним любопытством. Впервые за сегодняшний вечер кто-то уделяет мне полноценное внимание. Последним, кто смотрел на меня так, был…

– Прошу, садись, – говорит лорд Лэтворти, и я отчего-то повинуюсь. Он разваливается в кресле напротив, откидывает голову и вздыхает. – Какой цирк, верно? Должно быть, нелегкое испытание для такого чувствительного юноши, как ты.

– А почему вы решили, что я чувствительный?

– И юноши, который не питает… особых романтических чувств к своей невесте.

– Я глубоко уважаю мисс Ормонд.

Он тихо усмехается.

– Нет нужды притворяться, Люциан. – Он кладет ногу на ногу и наклоняется ко мне. Сперва мне кажется, что его глаза выражают сочувствие, но потом я понимаю, что это не так. – Наверняка я не единственный, кто это заметил. Тебе, должно быть, очень одиноко.

– Не понимаю, на что вы намекаете.

– Правда? – Он по-прежнему неотрывно смотрит на меня. – Я просто… скажем так, я легко могу представить себя на твоем месте.

Я таращусь на него. Пульсирующая боль пронзает мои виски и исчезает так же быстро, как появилась.

– Прошу прощения, – бормочу я и встаю, опираясь о подлокотник кушетки. – Меня ждут гости отца.

Пытаюсь пройти мимо него к двери, но он быстро встает, и мы чуть не сталкиваемся нос к носу. Я не успеваю отреагировать. Он слишком близко. От него горько пахнет табаком и чем-то еще, резким, смолистым. Янтарем или деревом.

– Люциан, – мягко произносит он, – подожди.

– Что вам нужно?

Он вроде бы собирается что-то сказать, но вместо этого протягивает руки к моему воротнику и ослабляет мне галстук. Я не могу пошевелиться. Вспоминается школа, шестой класс; я так растерян, что не могу даже бояться… Неужели он… Но он лишь медленно развязывает узел моего галстука. Шелк тихо шелестит. Я чувствую тепло его тела сквозь жилет и рубашку.

Я оцепенел. Меня захлестывает волна тошнотворного тепла. На мгновение перед глазами возникает лицо Эмметта: ясный взор, в глазах решимость и почти испуг.

– Мне пора.

– Куда спешить?

Я смотрю ему в глаза. Карие, как у Эмметта.

Я делаю вдох. Мне хочется провалиться сквозь землю. Или вернуться во вчерашний день, к тому моменту, когда весь мир перестал существовать.

Тут Лэтворти откашливается, и сухой кашель разрушает мое оцепенение. Я отстраняюсь. Он смеется. На нетвердых ногах выхожу в коридор, все еще слыша за спиной его смех. В коридоре гости прощаются с матерью. Та оглядывается, видит мой развязанный галстук и расстегнутую рубашку, и с лица ее вмиг исчезает всякое выражение. Точно так же она смотрит на отца, когда тот выходит из комнаты служанки. Мать продолжает расшаркиваться с гостями – гомонящей сверкающей толпой в цилиндрах и мехах. Из столовой доносятся волны смеха; они то стихают, то нарастают. Я подхожу к лестнице и поднимаюсь наверх, с трудом переставляя ноги.

Закрыв за собой дверь спальни, сажусь на кровать. Мир распадается на вертикальные полосы. Кружится голова, и не только от выпитого шампанского.

Прошлой ночью мне на миг показалось, что я не такой уж плохой человек. Но сейчас я ненавижу себя. Есть много слов, характеризующих таких, как я: порочный, презренный. Я не понимаю. Откуда лорд Лэтворти узнал обо мне правду? Но как-то ему это удалось. Вероятно, запах порока въелся в меня, как запах пота. Или крови. И то, о чем я забыл, – оно еще хуже. Что бы я ни натворил, мой проступок так ужасен, что даже родной отец теперь меня презирает.