Переплавка - [32]

Вот где-то такие примерно мысли скрывались за парой фраз пионера Серёжки Клёнова начет лопаты для благодетелей. Развернуть их в рассказ у мальчишки, скорее всего, бы не получилось: не был он мастером говорить о таких вещах.

Зато Игоря искусству ведения споров обучали и обучали очень серьезно: лидер должен уметь говорить с людьми, должен уметь объяснить им их задачи так, чтобы люди не просто поняли, что они должны сделать, но и прониклись тем, что сделать это они действительно должны. Обязаны, какие бы трудности перед ними при этом не вставали. Преодолеть и сделать. И еще лидер должен убедить идущих за ним, что никакого другого пути к заветной цели нет и быть не может.

Поэтому он позаботился закрепить достигнутый эффект и привел ребятам ещё пару требований оппозиции:

— Кроме этого, например, оппозиция считает, что природные ресурсы должны быть не в государственной собственности, а в частных руках.

— Это как? — не понял Алёшка Емельянов. — Это что, вся нефть кому-то одному принадлежать должна? Или железная руда?

— Ну, не обязательно одному и не обязательно вся, но отдельно взятое месторождение должно принадлежать хозяину, которому государство — не указ.

— Как это — не указ? Откуда он узнает, сколько нефти нужно добыть, чтобы загрузить мощности? Это ж не репу выращивать?

— Так он и не должен знать. Добудет столько, сколько ему выгодно.

— Но если ему выгодно меньше чем нужно?

— Это уже не его проблемы. Он хозяин, понимаешь? Хозяин и всё тут. Сколько хочет добывает, по чем выгодно — продает.

— То есть выгодно ему цену в два раза задрать — задерёт?

— Непременно. Это называется свободный рынок.

— Не, они точно ненормальные, — подвел итог экономической дискуссии Алёшка.

— Причем опасные, — добавил Костик. — Ведь это получается, что из-за их глупости мы будем страдать. С какой это стати?

— Не страдать, а наслаждаться жизнью на основе либерально-демократических принципов, — гнул свою линию Мурманцев.

— Вот пусть сами ей и наслаждаются, если им так нравится. А к нам со своими советами не лезут, — заявил Серёжка.

Остальные поддержали его согласными восклицаниями. И только Шаров как-то неуверенно мотнул головой.

— Что, Николай, тебе эти ценности по душе пришлись? — подметил это Игорь.

— Нет, конечно. Уроды они, и ценности у них уродские. Вот только Виктор Андреевич… доктор Стригалёв… он не такой. Он тётку Нюру оперировал… шесть часов подряд операция шла. И Кузьму почти столько же…

— Видишь ли в чем дело, Николай. Науки человека человеком не делают. Можно изучить всю математику, и быть последней сволочью. А можно её вовсе не знать, но быть настоящим человеком.

Никита возмущенно фыркнул, но возражать не рискнул. Возразил сам Шаров:

— Да я не про науку говорю.

— А про что?

— Про то, сколько сил у него уходит. Я ж говорил, он несколько часов подряд оперировал. А потом ещё сколько после операции следил. Это у врачей называется "вести послеоперационный период".

Как любой мальчишка, Колька любил ввернуть в разговоре случайно запомненный сложный термин: это создавало впечатления глубоких знаний по обсуждаемому вопросу.

— Я знаю, как это называется, — сухо заметил Игорь. По его мнению, этой фразы было вполне достаточно, чтобы Николай вспомнил о том, что одна из профессий командира — полевой врач. — Только не понимаю, что ты этим сказать хочешь?

— Да то, что будь он таким оппозиционером как эти… — мальчишка немного промедлил, подбирая нужное слово, так и не подобрал, и продолжил: — Он бы не стал так стараться. Зачем бы тогда ему это? Эти ведь «оппозиционеры» они против Империи не потому, что хотят как лучше. Им надо, чтобы им спокойнее было.

— Спокойнее? — переспросил удивленный Серёжка.

— Ну да. Чтобы делать ничего не надо было. В империи все работают. А они работать не хотят. А хотят, чтобы у них все было просто так.

— А не слипнется у них в одном месте? — задохнулся от возмущения Серёжка.

— Да у них там давно и слиплось, наверное. Потому и не нужны они никому. А Виктор Андреевич… Он другой совсем. Он всё время с больными.

— Хм…

С одной стороны, Игоря порадовало, что Колька очень точно самостоятельно определил природу всех этих бездельников-оппозиционеров. С другой, конечно, его возражения пришлись некстати. Осложняло ситуацию то, что про Стригалёва сам Мурманцев практически ничего не знал. Так только, слышал краем уха, что тот — оппозиционер и всё. Подобная публика Игоря никогда не интересовала.

Но вдруг этот врач — честный русский человек? Может, осознавший свои заблуждения и порвавший с ними, а может, никогда их и не имевший. Бывает так: запустит какая-нибудь сволочь слушок, а потом замучаешься от него отмываться. В лицо, конечно, никто сказать не посмеет, на то у дворянина и шпага, чтобы защитить свою честь, но пристроится какой-нибудь гад шипеть за спиной, и замучаешься вытаскивать эту тварь на свет, чтобы рассчитаться с ней по заслугам.

— Я лично с Виктором Андреевичем Стригалёвым не знаком, поэтому говорить только о его репутации. А репутация у него именно такая: оппозиционер. Может быть, она и незаслуженная, но тут уж он сам должен разбираться и восстанавливать свое доброе имя. Верно?