Переменные ветра - [137]

— Мальчики, поднимите её на кровать, скорее, — Баюн озабоченно обнюхивал Катькино лицо, почти водил носом. А потом заметил тонкие, едва заметные царапины на предплечьях. — Откуда это?

— А! Это она в кустах оцарапалась, я её вытянул, — пояснил несколько перепуганный Степан.

— В каких ещё кустах? — вдруг заорал Баюн, прижав уши.

— Там кусты были, у пролома того, — недоуменно преглянулись Кир и Степан.

— Багульник? Смертельный багульник? — внезапно осипшим голосом переспросил Баюн.

— Смертельный? — вот тут уж Степан действительно испугался. — Баюн, но она же не… Она же жива?

Кот поводил носом ещё и потрогал им же запястье правой Катькиной руки. — Жива. Только отравилась и сильно. Хотя, если бы не горный дурман, которым её потчевал Черномор, она бы уже умерла, — он вдруг пушистым пластом лёг около Катерины, как будто из него воздух выпустили. — Какое счастье!

Волк, чувствовал что-то неладное с ночи, принюхивался у двери, но дыхание названной сестры звучало ровно, хоть и тихо, и он не решился лезть. Улетел вместе с Жарусей, а когда вернулся и узнал, чуть по стенке не ходил. — Ну, почему, почему я не зашел!?

— Да что бы это изменило? — Баюн успел успокоиться и убедиться, что жизни Катерины уже ничего не угрожает и настроился на философский лад.

Волк пробурчал что-то не очень вежливое и отправился к сестре.

— Как ты думаешь? Что она ответила царевне? — услышал он из-за двери и замер. Голос Степана был уж очень серьёзен.

— Не знаю, спросишь её, когда она выздоровеет, — Кир помолчал. А потом решился: — А чтобы ты сам сделал на месте того жениха?

— На его месте не знаю, мне царевна не сильно-то понравилась, честно скажу. А на своём месте… Знаешь, когда она первый раз стала лебедем, мы ведь не знали, сможет ли она вернуться в свой облик. Но это же всё равно Катька! Мне что? Забыть, что ли надо было, что это она? — Степан отлично помнил и себя и Катькины слова под дубовыми ветками, когда она его освободила от жуткой личины. — Мало ли что бывает… — уже увереннее продолжил он.

— Погоди, она, вроде, просыпается, — Кир даже не удивился, увидев моментально возникшего рядом Бурого. Катька открыла глаза, и Степан и Кир отшатнулись от кровати, а Волк хрипло втянул воздух.

— Каааать, а Кать? Ты себя как чувствуешь? — несмело спросил Степан, глядя в ярко-ярко сиреневые Катькины глаза, которые раньше совершенно точно были обычными серо-голубыми. Эффект усиливался оттого, что зрачки резко сужены, а белки глаз покрыты полопавшимися сосудами и казались красноватыми.

Катерина с трудом повернула голову. — Что вы все тут делаете? И что со мной?

— Ты попала в ядовитые кусты, когда тебя птица подняла из провалища. То есть, она тебя туда кинула, — как можно тише и спокойнее объяснил Волк. С большим трудом.

— Какие кусты? — Катерину пугало то, что с ней происходило.

— Багульник, — ответил Кир, разумно не назвав полное название кустарника.

— А! Точно, мне казалось, что я запах слышала. Наверное, поэтому всё такое странное.

— Какое странное? — Степан спрашивал и боялся, что она ответит.

— Цвет у всего странный. Всё сиренево-лиловое. Оттенки разные только.

— Наверное, это от багульника. Он же цветёт такими цветами, — старательно сдерживая беспокойство проговорил Бурый и беззвучно попятился из комнаты, через секунду приволок туда Баюна и Жарусю, закрыл двери и сам собой её подпёр, чтобы не вздумали сбежать, пока точно не объяснят, что с Катериной!

Жаруся долго всматривалась в Катькины глаза, а потом знаком приказала Баюну её убаюкать и подхватив Бурого в коготки, вылетела с ним в горницу.

— Она выжила только из-за того, что её в принципе отравить практически невозможно! Царевне той я все косы повыдеру! Собственнолапно! Случайно она туда её кинула или намеренно? Гадина! А я всё думала, почему она крикнула моей девочке «Прости»! И всё говорила, что никого не жалеет! — Жаруся тяжело вздохнула.

— А долго это? Ну, долго она такая будет? — испуганно уточнил Кир. Степан обнаружил, ему и спрашивать-то страшно.

— Не знаю. От человека зависит. К тому же, выживших слишком мало было, чтобы выводы делать. Сейчас, пока яд из крови не вышел, глаза останутся такого цвета. И видеть она будет всё в таких тонах, — Жаруся тряхнула перьями. — Главное, что она жива, а остальное мы переживём. И подождём, сколько надо.

Катерина открывала глаза, и каждый раз сильно жалела об этом. Мир в фиолетово-лилово-сиреневых тонах разражал отчаянно! Она упрашивала Волка вывезти её на прогулку, но тот категорически отказывался.

— А ну как опять голова закружится? Тебя же шатает!

— Да я не могу больше так сидеть! Как ты не понимаешь? Ну, ладно лететь нельзя, а по земле можно? Падать же невысоко будет!

Волк крутил головой, фыркал, но в конце концов согласился. Куда бы он делся-то? Донёс Катерину до озера, ссадил на корягу, там она наткнулась на Гуслика.

— Какой интересный колор получается, когда белый лебедь кажется сиреневым! — вздохнула она.

— А чаво ето сиреневым? — из кустов выглянула Яга. Волк метнулся было к ней, но Яга швырнула в Бурого какую-то маленькую деревянную коробочку, из которой вырвалось облако мелкого порошка и запорошило ему глаза. Пока он, воя от ярости тёр их лапами, и сообразив, метнулся к воде и выполаскивал порошок там, Яга ловко сдёрнула Катерину за руку с коряги и перетянув её в ступу, взвилась в воздух. — Так чевой-то лебедь сиреневый? — она была в отличном настроении и разговаривала, словно они прогуливаются по взаимному согласию.