Переломленная судьба - [18]

Когда Ван Хуай проснулся, солнце уже пригревало его истощенный зад. Он дважды позвал Чанчи, но тот не откликался. В комнату вошла Лю Шуанцзюй и пересадила его в коляску.

— Я, оказывается, разоспался. А где Чанчи? — спросил Ван Хуай.

— Отправился в город, — ответила Лю Шуанцзюй.

Ван Хуай выкатил коляску за порог и, глядя вдаль на бушующие зеленью горы, стал ругаться:

— Ван Чанчи… Негодная ты тварь, безнадега, взять и променять учебу на работу! Быть чиновником ты, значит, не хочешь, зато чернорабочим — пожалуйста! Ты ничем не прославил наш род, только осрамил отца с матерью, зря мы тебя рожали, слишком высоко я тебя ценил…

Хотя ругался Ван Хуай негромко, энергия его голоса оказалась настолько мощной, что ругательства его, словно вихрь, долетели до крыши дома Второго дядюшки и пронеслись над остальными домами и деревьями. Ван Чанчи, который дремал у дороги в ожидании автобуса, даже очнулся, как если бы его кто-то окликнул. Очертания гор бросали тень на равнину с полями, в воздухе смешивалось журчание воды и пение цикад. На сероватой дороге показался автобус, он остановился рядом с Ван Чанчи. Открылась дверь, Ван Чанчи с сумкой протиснулся внутрь. Ван Хуай, который ругался на пороге дома, неожиданно закрыл рот, и в тот же момент автобус захлопнул свои двери.

Об отъезде Ван Чанчи знали уже все. Лю Байтяо первый не усидел на месте. Взяв с собой расписку, он направился к Ван Хуаю и заявил:

— Я-то считал его образцовым сыном, никак не думал, что он окажется обманщиком.

Ван Хуай взял из его рук расписку, посмотрел на нее и сказал:

— Раз он такое написал, значит, точно вернет.

— Так его и след простыл, — ответил Лю Байтяо. — Кто же мне теперь вернет деньги?

— Но ведь я пока что на месте, — ответил Ван Хуай.

Лю Байтяо снова оценивающе взглянул на Ван Хуая и сказал:

— Не верю, чтобы у вас дома не было хотя бы шестнадцати юаней.

— Если хочешь, можешь забрать двух несушек.

Лю Байтяо несушки были без надобности, и он зашел в дом в надежде найти деньги. Под циновкой Ван Хуая он увидел кошелек, но в нем не оказалось даже одного мао. Тогда Лю Байтяо открыл сундук, но и в нем, кроме старых лохмотьев, ничего стоящего не обнаружил. Тогда он открыл шкаф и увидел там горшок со свиным салом. Взяв этот горшок, он сказал, что забирает его взамен погашения долга.

— Вот дурачина, — стал поучать его Ван Хуай. — Жир ты съешь и все, а курицы несут яйца, из которых плодятся цыплята, и так дальше. Того и глядишь, дела пойдут в гору.

— Вот и оставляй себе своих куриц, чтобы твои дела пошли в гору, а я люблю свиное сало. Уже полгода ничего на сальце не жарил, даже котел заржавел.

— Но если ты его заберешь, то и у нас котел заржавеет.

— Ничего не поделаешь, — отозвался Лю Байтяо, — уж такова участь должников, мои кредиторы обходятся со мной точно так же. Даже кровать мою на досточки разобрали, а еще яму для меня копать приготовились.

Ван Хуай стыдливо опустил голову и разорвал расписку.

Возвращаясь домой с горшком свиного сала, Лю Байтяо натолкнулся на Чжана Пятого. Чжан Пятый про себя подумал: «Пусть у меня на руках имеется расписка, но если Ван Чанчи ничего не заработает, то какой с нее прок? Кто может гарантировать, что он заработает? Да и кто знает, когда он вообще получит эти деньги?» Чем больше Чжан Пятый размышлял на эту тему, тем больше убеждался, что дело это весьма затяжное и сомнительное. Тогда он воротился домой за распиской и тоже направился к Ван Хуаю. Ван Хуай обещал, что выплатит проценты, если тот подождет несколько месяцев. Но Чжан Пятый ни в какую не собирался давать отсрочки, потому как чувствовал себя обманутым.

— Когда Ван Чанчи давал мне новую расписку, то ничего не говорил про то, что уезжает на подработку, — сказал он. — Значит, здесь что-то не так, а раз здесь что-то не так, то, очевидно, это обман.

— Чанчи не такой, — оправдывался Ван Хуай. — Он обязательно заработает деньги и вернет долги.

— Всякий раз, когда ты говоришь «обязательно», это «обязательно» не происходит. Разве ты не говорил, что он обязательно поступит в университет?

Ван Хуаю нечего было возразить. Чжан Пятый зашел в дом, осмотрел все углы и решил унести старый деревянный шкаф.

Ван Хуай сказал:

— Раз мне не веришь, так и уноси, все равно нам нечего в нем хранить.

Чжан Пятый отдал расписку, Ван Хуай стал мять ее в руке. Пока он ее мял, то чувствовал, что его ладонь словно кусают изнутри, как если бы у иероглифов на расписке выросли зубы.

В тот самый момент, когда Чжан Пятый со шкафом на спине возвращался домой, ему встретился Ван Дун. У Ван Дуна вдруг возникло дурное предчувствие, он тотчас нашел свою расписку и заявился с ней к Ван Хуаю, требуя долг. Ван Хуай ему сказал:

— Дома не осталось ничего сто́ящего.

— А как же гроб на чердаке?

— Так он для меня приготовлен. Ты еще молодой и вряд ли помрешь раньше меня.

— Тут вопрос не в том, кто когда помрет, а в том, возвратятся ли ко мне мои деньги.

— Клянусь честью, — заверил его Ван Хуай, — Чанчи обязательно все вернет.

— В наши дни разговоры о чести — брехня, — ответил Ван Дун.

— Тогда уноси, но когда у Чанчи появятся деньги, я этот гроб у тебя снова выкуплю, — сказал Ван Хуай.