Переломленная судьба - [11]

— Это тебе на питание.

Ван Чанчи взял только одну.

— Ста юаней с расходами на транспорт и на еду тебе хватит только на месяц, — сказала Лю Шуанцзюй.

— Я что-нибудь придумаю, — ответил Ван Чанчи.

— Что тут можно придумать, если не воровать и не грабить?

С этими словами Лю Шуанцзюй стала совать деньги Ван Чанчи, но он их не взял.

Среди ночи Ван Чанчи проснулся от какого-то шороха. Через москитную сетку он увидел, как Лю Шуанцзюй запихивает деньги в его рюкзак. Он тут же закрыл глаза, притворившись спящим. На следующий день, закинув рюкзак на плечи, он отправился в путь. Ван Хуай и Лю Шуанцзюй провожали его, стоя на пороге. Лю Шуанцзюй бесконечно наказывала хорошенько смотреть за вещами, чтобы к нему не привязались воры. Ван Хуай в знак одобрения показал Ван Чанчи большой палец. Ван Чанчи бодро зашагал вперед. Ван Хуай и Лю Шуанцзюй вместе с собакой долго смотрели ему вслед, пока он не скрылся за выступом горы.

Утром третьего дня Лю Шуанцзюй решила пойти в поле собрать кукурузу. Для этого ей понадобилось переобуться в кеды. Едва она засунула правую ногу внутрь, как наткнулась на что-то твердое. Заглянув внутрь, она вытащила оттуда завернутый в целлофан сверток, а когда его развернула, обнаружила четыреста юаней. Лю Шуанцзюй так и ахнула. Она сказала Ван Хуаю, что Чанчи не взял с собой денег. Ван Хуай тяжело вздохнул:

— Будет очень жаль, если этот пацан не возьмется за учебу.

— Думаешь, он отправился не для того, чтобы учиться? — спросила Лю Шуанцзюй.

— А как он без денег сможет нормально учиться? — ответил Ван Хуай.

8

Добравшись до уездного города, Ван Чанчи направился на встречу с начальником отдела народного образования. Тот смотрел на него словно на инопланетянина.

— Я — сын Ван Хуая, — представился Ван Чанчи.

— А кто такой Ван Хуай? — спросил начальник.

Сердце Ван Чанчи тут же похолодело.

— Он чуть не погиб на ваших глазах, а вы даже не знаете, как его зовут?

Начальник хмыкнул, показав тем самым, что вспомнил, и спросил, по какому делу явился Ван Чанчи. Ван Чанчи объяснил, что хочет бесплатно посещать подготовительные курсы.

— Группы уже укомплектованы под завязку. Ты большой оптимист, если и правда думаешь, что туда можно попасть, да еще и бесплатно, — сказал начальник.

Тогда Ван Чанчи напомнил ему про данное им обещание. Но начальник ответил, что такого обещания со своей стороны он не помнит. Ван Чанчи поклялся, что тот обещал. Тогда начальник объяснил:

— Если даже я что-то такое и говорил, то только для того, чтобы спасти твоему отцу жизнь, это не стоило принимать всерьез. Сейчас во всем уезде сформировано лишь две группы подготовительных курсов из учеников средних школ старшей ступени, родители за всеми местами глядят в оба, и я не собираюсь подставляться.

У Ван Чанчи от волнения обмякли ноги, он весь покрылся холодным потом. Выйдя из кабинета, он спустился на первый этаж и вдруг вспомнил, что когда-то привозил с собой стул. Поискав глазами, он заметил свой стул на стойке охраны. Он объяснил ситуацию охраннику и, забрав стул, вышел вон. Потом Ван Чанчи направился прямиком в центр города к бывшему руководителю курсов. Тот слышал об инциденте, связанном с его отцом. Он крепко пожал Ван Чанчи руку и похлопал по плечу. Ван Чанчи сказал, что хочет ходить на подготовительные курсы, руководитель повел его к директору. Директор тоже слышал про отца Ван Чанчи и тоже крепко пожал ему руку и похлопал по плечу, после чего повел в группу, где проходили курсы. Две аудитории были забиты слушателями до отказа, лишь во второй группе у самой двери в последнем ряду виднелась небольшая брешь. Ван Чанчи поставил туда свой стул, уселся и стал слушать лекцию.

Поскольку у него был лишь стул и не было парты, ребята прозвали его «мистер Стул». Собственно, если бы даже парта и нашлась, ее все равно некуда было бы поставить. Ван Чанчи всегда носил в рюкзаке картонку, которую на занятиях клал себе на колени, чтобы удобнее было писать. Поскольку картонка лежала под наклоном, а зрение у Ван Чанчи было неважное, то иероглифы в рабочей тетради и на проверочных бланках выходили у него то крупными, то мелкими. Когда он писал, ему каждый раз приходилось сильно наклонять голову, так что за две недели у него вытянулась шея.

Как-то раз после обеда в аудитории раздался грохот, все обернулись назад и увидели, что из поля зрения исчез «мистер Стул» — скрюченный, он лежал на полу. Четверо ребят подняли Ван Чанчи и отвели в медпункт. Доктор спросил, что его беспокоит, а тот еле выдавил из себя лишь одно слово. Не расслышав, доктор попросил повторить: этим словом оказалось «голод». Врач тотчас поставил ему капельницу. Жидкость, быстро капая, то и дело отсвечивала, продвигаясь вниз по прозрачной трубке.

Предыдущие несколько недель Ван Чанчи питался лишь жидкой рисовой кашицей, причем только один раз в день. Когда его мучил голод, он просто пил воду из-под крана. Но сколько бы воды он ни пил, это мало помогало. Тогда Ван Чанчи стал разбавлять в воде сахар. На занятие он всегда приносил с собой подслащенную воду собственного приготовления. Раз за разом такой воды ему требовалось все больше, зачастую за одно занятие он выпивал целую бутылку. Чем больше воды он пил, тем чаще ее нужно было выводить, а чем чаще он ее выводил, тем слабее становился его организм. Как будто вместе с мочой из него вымывались все питательные вещества. В самом начале у Ван Чанчи еще была вера в то, что в будущем он станет достойным кандидатом, поэтому все трудности он воспринимал не иначе как испытание на прочность. Несмотря на голод, Ван Чанчи занимался на час дольше, чем остальные ребята. Когда в общежитии гасили свет, он выходил на улицу и устраивался под фонарным столбом. В первую неделю иероглифы в учебниках выглядели как обычно, да и материал усваивался хорошо. Однако, начиная со второй недели иероглифы перед его глазами не только запестрели всеми цветами радуги, но еще и замельтешили в разные стороны. Так что невозможно было не только что-то запомнить, но даже просто разглядеть эти самые иероглифы. Реальность оказалась куда суровее фантазий. Ежедневно Ван Чанчи приходилось бороться с головокружениями, провалами в памяти, зевотой, сонливостью и изнеможением. Чтобы хоть как-то сэкономить свои силы, он отказывался от физкультминуток и зарядок для глаз. На переменах он практически всегда просто сидел с закрытыми глазами. Каждый раз, когда он моргал, ему казалось, что классная доска меняет цвет: будучи только что зеленой, она вдруг становилась красной, это происходило столь же молниеносно, как изменение цвета табло на фондовой бирже. Иногда вся аудитория сияла перед ним золотым светом, а иногда погружалась в кромешную тьму, словно кто-то внезапно вырубал электричество. Поскольку такие отключки с каждым разом происходили все чаще и становились все более продолжительными, в конце концов Ван Чанчи упал в обморок.