Перелом: Рассвет - [29]

– В третьем бараке содержится группа уголовников, – проговорил Сомов, – я принял решение прописать там и вас. Уголовникам была дана команда вас убить. Способ убийства нас не интересовал, но было рекомендовано убить с возможно большей жестокостью в назидание остальным заключённым.

Владимир весь покрылся холодным потом, опять, как и утром задрожали руки. Спокойный, умиротворённый голос, ровный тон очень мало гармонировал со смыслом слов.

– А что собирались сделать с самим посёлком.

– Посёлки такого типа – прекрасная база для идеальных концлагерей. После переворота их понадобится очень много. Наличных явно не хватит. Тем не менее, на первое время это хорошее подспорье.

– Что за концлагеря?

– Мы считаем, что наилучшее и самое разумное устройство общества это чёткое и последовательное разделение на господ и слуг. Сейчас, когда Западная глупость по поводу прав, свобод и демократии завела весь мир в тупик, жизненно необходимо вернуться к нормальному устройству общества. Но плесень въелась очень глубоко. Потребуются десятилетия и невиданный террор, чтобы выбить блажь из голов. Те, кто останется, нарожает ещё рабов. Да их много, при современном развитии техники, и не надо.

– Это что, местная придумка? Российская?

– Я обсуждал эти темы со своими друзьями, но слышал, что в Европе есть единомышленники. И они при власти и деньгах. Там видимо тоже надоела эта демократический дебилизм.

– Иными словами, вы стремитесь возродить феодализм?

– Именно так. Именно феодализм, но на современных принципах. Теперь не требуется такого количества быдла, для обеспечения необходимых потребностей аристократии, как в прежние времена. Соответственно ликвидируется сама возможность не только бунтов, но и просто неповиновения или инакомыслия. Тем более возможно воспитание и дрессировка необходимых для аристократов экземпляров, возможно генетическое преобразование в нужном ключе. Вплоть до выведения новых видов и подвидов необходимых для работы или забавы. Кончится вся эта либеральщина и гуманистический маразм. Будут выводиться только те особи, которые необходимы нам. Все остальные умрут.

– Хорошо, а почему не озаботится тем, чтобы осчастливить всех людей, сделать всех аристократами?

– Глупость. Люди в своей массе хуже скота. Я много лет служил в исправительных колониях. Все люди в глубине души садисты или мазохисты, даже если не признаются в этом самим себе. У всех гнилые души. Все готовы, как только представится случай, вцепиться в глотку ближнему своему. Только у кого-то смелости не хватает, у кого-то силы, у кого-то ума. А так все твари.

– Я думаю, закончим на этом, – встрял Ветров, – Факты мы все вроде выяснили, а людоедскую эту философию, как-то противно слушать. Вы не против? – он обернулся к Владимиру.

– Да, конечно, – Владимира ощутимо трясло, иногда даже зубы издавали щелчок. Невозмутимость, умиротворённость коменданта на этом фоне ещё больше ужасала. – Куда его теперь?

– Вы же знаете. Принцип нашей системы, в отличие от их – главарей к главарям, исполнителей к исполнителям, воров к ворам, бандитов к бандитам. И всех на самообеспечение. Кстати, по их мнению, это тоже людоедская методика.

– Таких вот аристократов духа, да уголёчек копать, сапоги тачать, это ли не варварство! – добавил второй врач. – Совсем тут совесть потеряли.

Все в комнате, кроме коменданта невесело рассмеялись.

– Так, аккуратно выводим из наркоза, – Ветров поставил в систему новую склянку, подсоединил, в вену потекла розоватая жидкость.

– Два вопроса, Владимир встал со стула, его заметно покачивало, – он что-нибудь помнить из того, что наговорил будет?

– Первое время, если не напоминать или не проигрывать весь разговор. Это состояние похоже на сон, всё вроде бы не всерьёз, не взаправду. И помнится всё как сон. Первое время довольно ярко. Но как не с ним. Потом все более смутно. А что?

– Как же с таким на душе жить можно?

– Вы не совсем понимаете проблему! Это и есть его собственные мысли и убеждения. Они его и только его. Он их взлелеял и выстрадал. Он их взрастил в себе сам. Правда не без помощи соратников и единомышленников. А вы почему, думали, методы глубокого гипноза, медикаментозные сканирования, да даже полиграф всегда были под запретом или вовсе намертво засекречены. К власти всегда могли пробиться только полные отморозки, без чести и совести, с выгоревшей душой. Другим туда ход заказан.

– Мы тестировали начальничков разного уровня. Наш теперешний подопечный по сравнению с ними аки агнец господен, – вмешался в разговор Комов, – Нам вначале тоже не по себе было, сейчас уже пообвыклись. Но всё равно противно. Поэтому в их философствования и мировоззренческий ряд стараемся без надобности не заглядывать, как и в личную жизнь впрочем. Так сказать только голые факты и ничего кроме фактов. Так проще и спокойнее. Да и не судят у нас ещё пока, если ты в душе людоед. Только если уже съел кого-нибудь или хоть понадкусывал. Даже первая попытка, как правило, прощается. Ай – яй – яй, скажут. Как не совестно, и пальчиком погрозят.

– У вас два вопроса было, – перебил Ветров, – а то уже у нас разглагольствования пошли. Какой второй?