Первый тревожный звоночек прозвенел уже днем двадцать восьмого — немецкая четверка смогла проскочить через дефиле, взобралась позади разрушенного ДОТа на тыльную — северную — сторону восточного холма и начала топтать наши ходы сообщений, поливая все вокруг себя из пулеметов и изредка бухая пушкой — неприцельно, на подавление. Ее пехотное прикрытие было уже отсечено, поэтому танк метался как загнанный лось, обложенный стаей волков. Но ему ничего не помогло — в его сторону тут же направились три дымных следа с разных направлений, и еще четвертый — вверх — гранатометчик попал под очередь. Но и этих трех выстрелов хватило с лихвой — первый ткнулся под маску, второй, через секунду — в моторный отсек слева и третий — куда-то в борт справа — Нечаеву не было видно куда именно, но четверка тут же вздыбила люки на башне и начала выбрасывать в небо всполохи дымного пламени. Но — прорвался один — прорвутся и другие, поэтому майор придвинул две оставшиеся САУ, задачей которых стало осаживать таких прытких прямой наводкой вдоль дороги. И, чуть начало темнеть, он вывел в поле за восточным холмом тыловиков, которые начали оборудовать дополнительный позиции наискосок через поле, чтобы в случае чего можно было и отступить от холма, и прикрыться и со стороны холма, и со стороны дороги.
На третий день атак у нас оставалось всего два орудия, это с учетом того, что Нечаев перекинул туда еще три пушки из опорного пункта третьей роты. Колючая проволока, минные заграждения были стерты и выбиты еще в первый день, двадцать седьмого июля. Наши саперы пытались их восстанавливать, но артподготовки выбивали их еще до начала очередной атаки — немцы сосредоточили на этом участке огонь практически всей остававшейся у них артиллерии, чтобы прикрыть наступающие части. Сами атаки обычно шли тремя волнами. Первая волна с километра открывала огонь из танков и САУ на подавление по ДОТам и окопам. Как бы ни были малы амбразуры, но высокая плотность стрельбы все-равно позволяла достать наших солдат и тяжелое вооружение. Вторая волна старалась быстро пройти "дорогу смерти" и вклиниться в наши окопы, связав ближним боем их защитников. И уже третья волна таким же скорым маршем, чуть ли не в походных колоннах, старалась прорваться вглубь обороны, чтобы не пропустить подкрепления и пресечь контратаки. И, надо сказать, у них получалось все лучше и лучше. Это поначалу, пока местность была открытой, нам удавалось отражать атаки еще на подходе к окопам. Танки выбивались на расстоянии, одна-две прорвавшихся машины, оставшись без пехоты, уничтожались гранатометами. Пехота выкашивалась еще на подходах сосредоточенным минометным и артиллерийским огнем, а кто смог пройти через линии заградительного огня — добивались из пулеметов и снайперских винтовок. Но затем на поле стало слишком много немецкой техники. Даже погибшая, она продолжала помогать фашистам — прикрывала борта других танков, защищала пехоту от осколков и пуль, позволяя подбираться прямо к нашим окопам все большему количеству солдат и техники. Вклинения и просачивания становились все глубже и опаснее, пока днем тридцатого июля немцы наконец не закрепились в наших окопах, опоясывавших разрушенный бомбардировкой ДОТ второго взвода. К этому моменту наши войска смогли обустроить позиции в глубине, но за недостатком времени и из-за постоянных артобстрелов их мощность была значительно меньше окопов первой линии.
Мощность немецких войск на наших позициях стала нарастать. Теперь им не требовалось идти в атаку, им надо было всего-лишь подбрасывать подкрепления. Конечно, по ним велась стрельба, но нам приходилось отвлекаться и на давление с фланга, со стороны захваченных укреплений. Поэтому фрицы постепенно отжали нашу пехоту к расположенному на южном склоне ДОТу первого взвода и повели атаку на него, понемногу выжимая нашу оборону на восточный склон холма. К тому же они выдавили и наших истребителей танков, которые до этого весьма эффективно действовали из складок местности перед окопами. Пробравшись в предполье по ложбинкам и заранее подкопанным лазам, те били немецкую технику в борта, ходовую и башни из ручных и станковых гранатометов. Более десятка танков, застывших на поле боя, были именно их заслугой. Но постепенно немцы мелкими группами заняли большинство укрытий и окопались в них, так что их было сложно достать даже минометами. Поэтому наш фланговый огонь резко уменьшился, что позволило фрицам интенсивнее наращивать свою группировку на занятых позициях.
Первого августа началась битва за ДОТ первого взвода — теперь только он мешал немцам ворваться всеми силами в расположение батальонного УРа. Битва была недолгой. За предыдущие дни ДОТ был уже сильно разрушен, в нем осталось неповрежденным всего одно орудие. Самое плохое — были разрушены окопы и укрытия для прикрывавшей его пехоты, так что отбиваться становилось все труднее. Да и немцы, озверевшие от крови, набитые под завязку амфетамином, одурели до такой степени, что стали применять тактику шахидов. Одна из таких атак запомнилась особо — на отснятых кадрах было видно, как одного такого шахида искромсали огнем в упор, остановив чуть ли не в десяти метрах, но он все еще пытался опереться на перебитую руку, чтобы еще хоть чуть-чуть приблизиться к нашим позициям. А потом его мешок рванул, подняв огромный, метров двадцать, столб земли, и немецкая пехота, хоть и теряя солдат от огня с соседних участков, все-таки смогла добежать до наших окопов и захлестнуть оставшихся защитников — очередная линия обороны была взята. Поэтому уже вечером первого августа ДОТ пришлось подорвать. Теперь немцы, обложив оставшийся ДОТ первой роты, который им не особо мешал, начали вдавливаться вглубь УРа.
