Переливание сил - [10]
На старых дрожжах похорошело ему. Даже очкарю сказал:
— Ну, что пьешь, как молоко? Ты пиво с людьми пьешь, понял.
Очкарь охотно заговорил. Ну никак не мог Валера слушать его все эти «простите» да «извините».
Потом еще пришел мужик какой-то с поллитрой, говорит, кто с ним в долю, споловинить хочет.
Мужик вроде ничего — Валера вошел в долю. Скушали поллитру. Валера поискал глазами очкаря, да тот уже ушел. Даже не попрощался. Вся вот наглость их такая!
Мужик больше не захотел. А Валере-то хорошо стало — все вчерашнее заходило. Пошел Валера, пока еще не зная куда.
Только за палатку зашел, глядь — очкарь идет.
— Ты что ж, простите-извините, ушел, падло, и не попрощался, как хам?
А очкарь опять:
— Простите, но не припомню, чтоб мы с вами на брудершафт пили.
Ну, Валера, понятно, ему короткие слова сказал и врезал. Очкарь тот, видно, тертый был малый, наглый, очки снять успел, увернулся, схватил Валеру за руки.
— Пусти руки, — говорит Валера, — ты что меня за руки хватаешь!
А этот отвечает:
— Успокойся, малый, успокойся. Тебе все равно со мной не справиться.
Валера дергается. Очкарь без очков держит его, улыбается и говорит:
— Можно считать, что мы на брудершафт выпили.
Ну никак не может Валера отцепиться — крепко держит очкарь.
В это время подошел какой-то еще мужик и говорит:
— Разойдитесь, товарищи. Ну, что вы? И вы, гражданин, связались с пьяным. Отпустите его и уходите. Не видите, что ли, недолго и до греха.
Очкарь повернулся и говорит:
— Вы правы, товарищ...
Но руки держит крепко, не вырвет Валера, и опять все те же слова, все эти «простите-извините». Воспользовавшись тем, что очкарь говорил отвернувшись, Валера сильно ударил его коленом в живот. Уж тут-то очкарь, конечно, упал. А Валера, облаяв всех почему-то, побежал.
Кто-то ему то ли ногу подставил, то ли сам он споткнулся, но упал Валера на камень и встать не мог от болей в животе. И тот лежит, встать не может.
Ну, милиция, или, как Валера говорил, «мусора», набежала. «Скорые» приехали, развезли их по больницам. В разные.
У очкаря оказался разрыв желудка: пива много выпил и от удара переполненный желудок лопнул. Зашили ему желудок. Через десять дней его и выписали. А у Валеры было похуже — он на камень упал.
Больной лежал на носилках бледный, метался.
Дежурный врач Игорь Иванович говорит молодым, только что кончившим докторам:
— Ушиб живота. Мечется. Наверное, кровотечение. Если шок только, лежал бы спокойно. Померьте давление.
Игорь Иванович стал щупать живот, простукивать в боковых отделах его. Посчитал пульс — сто двадцать.
Давление оказалось девяносто пять на пятьдесят.
— Берите его в операционную. Только сейчас кровь возьмите, чтобы группу знать, быстрее. Заказывать, наверное, придется.
— Игорь Иванович, а что, вы думаете, у него? — это они уже говорили на ходу, а вернее на бегу, по пути в операционную.
— Кто его знает! Пьяный же, не поймешь. Наверное, кровотечение. Скорее всего.
— С утра напиваются паразиты.
— Черт с ними. Не наше дело.
— А что он сделал, знаете, Игорь Иванович?
— А что он сделал?
— Со «Скорой» ребята рассказывали. У пивной подрался. Кому-то в живот ногой дал. Того в другую больницу увезли.
— Черт с ними. Не наше это дело.
В операционной быстро наладили переливание крови, дали наркоз, и Игорь Иванович с помощниками начал оперировать.
Пришел студент из приемного отделения; по ночам и выходным дням он работал в больнице санитаром.
— Скоропомощники звонили в ту больницу — там разрыв желудка.
— Тоже пьяный?
— Пахнет, говорят, и в животе пиво.
— Записали опьянение?
— Не знаю. Этот вот ваш ему врезал. Убийца.
Игорь Иванович в разговоре не участвует, он начинает операцию, сделал первый разрез.
Студент философствует:
— Своего ударил, наверное. Вместе пили, наверное. Это уж почти братоубийца.
Игорь Иванович цыкнул:
— Не мешай работать! Потом болтать будете. Господи! Боже мой! И кровь, и из желудка содержимое. Ничего упал!
Игорь Иванович много всегда говорит во время операции, комментирует и себя, и жизнь, и болезнь.
— Так. Давай смотреть. Оттяните, ребята, крючками. Ужас какой! У пьяных часто так. Удар по животу — а там всякие законы гидродинамики, Паскали всякие, все может порваться, особенно если жидкости много. Так. Селезенка порвана... Оттуда и кровит... Это всегда надо в первую очередь проверять... Самое сильное кровотечение может оттуда быть... Сейчас я ее вытяну... Давай отсос. Что выстоите, как на именинах?! Отсасывайте из живота, мне ж не видно ничего!
— Игорь Иванович, может, еще где?
— Конечно, может. Я пока пережму ножку селезенки — кровотечение оттуда большое. Остановим сейчас... А вы там кровь льете? Кровопотеря очень большая.
— Видим. Льем. — Это спокойные анестезиологи. Они спокойны, пока давление сильно не падает. А чуть что, так от их спокойствия один пшик останется.
— Ножницы дай. Возьми зажимчик. Положи сюда. Так... Хорошо... Вот и ножка селезенки. Видишь — пополам порвалась. Дай федоровский зажим... Пережал. Уже легче... Соси, соси — заливает же кровью!.. Еще где-то хлещет. Ножницы.
Игорь Иванович вытащил удаленную селезенку и показал анестезиологу разрыв:
Самый известный роман великолепного писателя, врача, публициста Юлия Крелина «Хирург», рассказывает о буднях заведующего отделением обычной районной больницы.Доктор Мишкин, хирург от Бога, не гоняется за регалиями и карьерой, не ищет званий, его главная задача – спасение людей. От своей работы он получает удовлетворение и радость, но еще и горе и боль… Не всегда все удается так, как хочется, но всегда надо делать так, как можешь, работать в полную силу.О нравственном и этическом выборе жизни обычного человека и пишет Крелин.Прототипом главного героя был реальный человек, друг Ю.
Окончание истории, начатой самым известным романом великолепного писателя, врача, публициста Юлия Крелина «Хирург».Доктор Мишкин, хирург от Бога, не гоняется за регалиями и карьерой, не ищет званий, его главная задача – спасение людей. От своей работы он получает удовлетворение и радость, но еще и горе и боль… Не всегда все удается так, как хочется, но всегда надо делать так, как можешь, работать в полную силу.О нравственном и этическом выборе жизни обычного человека и пишет Крелин. Повесть рассказывает о болезни и последних днях жизни хирурга Мишкина – доктора Жадкевича.Прототипом главного героя был реальный человек, друг Ю.
Повесть Юлия Крелина «Очередь» о том периоде жизни нашей страны, когда дефицитом было абсолютно все. Главная героиня, Лариса Борисовна, заведующая хирургическим отделением районной больницы, узнает, что через несколько дней будет запись в очередь на покупку автомобиля. Для того, чтобы попасть в эту очередь, создается своя, стихийная огромная очередь, в которой стоят несколько дней. В ней сходятся люди разных интересов, взглядов, профессий, в обычной жизни вряд ли бы встретившиеся. В очереди свои радости и огорчения, беседы, танцы и болезни.
В новую книгу известного советского писателя Юлия Крелина «Игра в диагноз» входят три повести — «Игра в диагноз», «Очередь» и «Заявление». Герои всех произведений Ю. Крелина — врачи. О их самоотверженной работе, о трудовых буднях пишет Ю. Крелин в своих повестях. Для книг Ю. Крелина характерна сложная сеть сюжетных психологических отношений между героями. На страницах повестей Ю. Крелина ставятся и разрешаются важные проблемы: профессия — личность, профессия — этика, профессия — семья.
В новую книгу известного советского писателя Юлия Крелина «Игра в диагноз» входят три повести — «Игра в диагноз», «Очередь» и «Заявление». Герои всех произведений Ю. Крелина — врачи. О их самоотверженной работе, о трудовых буднях пишет Ю. Крелин в своих повестях. Для книг Ю. Крелина характерна сложная сеть сюжетных психологических отношений между героями. На страницах повестей Ю. Крелина ставятся и разрешаются важные проблемы: профессия — личность, профессия — этика, профессия — семья.
Документальная повесть о прототипе главного героя самой известной повести писателя «Хирург», друге Ю. Крелина, докторе Михаил Жадкевиче.
Эта книга перевернет ваше представление о людях в форме с ног на голову, расскажет о том, какие гаишники на самом деле, предложит вам отпущение грехов и, мы надеемся, научит чему-то новому.Гаишников все ненавидят. Их работа ассоциируется со взятками, обманом и подставами. Если бы вы откладывали по рублю каждый раз, когда посылаете в их адрес проклятье – вслух, сквозь зубы или про себя, – могли бы уже давно скопить себе на новую тачку.Есть отличная русская пословица, которая гласит: «Неча на зеркало пенять, коли рожа крива».
Чем старше становилась Аделаида, тем жизнь ей казалась всё менее безоблачной и всё менее понятной. В самом Городе, где она жила, оказывается, нормы союзного законодательства практически не учитывались, Уголовный кодекс, так сказать, был не в почёте. Скорее всего, большая часть населения о его существовании вовсе не подозревала. Зато были свои законы, обычаи, правила, оставленные, видимо, ещё Тамерланом в качестве бартера за городские руины…
О прозе можно сказать и так: есть проза, в которой герои воображённые, а есть проза, в которой герои нынешние, реальные, в реальных обстоятельствах. Если проза хорошая, те и другие герои – живые. Настолько живые, что воображённые вступают в контакт с вообразившим их автором. Казалось бы, с реально живыми героями проще. Ан нет! Их самих, со всеми их поступками, бедами, радостями и чаяниями, насморками и родинками надо загонять в рамки жанра. Только таким образом проза, условно названная нами «почти документальной», может сравниться с прозой условно «воображённой».Зачем такая длинная преамбула? А затем, что даже небольшая повесть В.Граждана «Кровавая пасть Югры» – это как раз образец той почти документальной прозы, которая не уступает воображённой.Повесть – остросюжетная в первоначальном смысле этого определения, с волками, стужей, зеками и вертухаями, с атмосферой Заполярья, с прямой речью, великолепно применяемой автором.А в большинстве рассказы Валерия Граждана, в прошлом подводника, они о тех, реально живущих \служивших\ на атомных субмаринах, боевых кораблях, где героизм – быт, а юмор – та дополнительная составляющая быта, без которой – амба!Автор этой краткой рецензии убеждён, что издание прозы Валерия Граждана весьма и весьма желательно, ибо эта проза по сути попытка стереть модные экивоки с понятия «патриотизм», попытка помочь россиянам полнее осознать себя здоровой, героической и весёлой нацией.Виталий Масюков – член Союза писателей России.
Роман о ЛЮБВИ, но не любовный роман. Он о Любви к Отчизне, о Любви к Богу и, конечно же, о Любви к Женщине, без которой ни Родину, ни Бога Любить по-настоящему невозможно. Это также повествование о ВЕРЕ – об осуществлении ожидаемого и утверждении в реальности невидимого, непознаваемого. О вере в силу русского духа, в Русского человека. Жанр произведения можно было бы отнести к социальной фантастике. Хотя ничего фантастичного, нереального, не способного произойти в действительности, в нём нет. Скорее это фантазийная, даже несколько авантюрная реальность, не вопрошающая в недоумении – было или не было, но утверждающая положительно – а ведь могло бы быть.
Если вам кто-то скажет, что не в деньгах счастье, немедленно смотрите ему в глаза. взгляд у сказавшего обязательно станет задумчивый, туманный такой… Это он о деньгах задумается. и правильно сделает. как можно это утверждать, если денег у тебя никогда не было? не говоря уже о том, что счастье без денег – это вообще что-то такое… непонятное. Герой нашей повести, потеряв всех и всё, одинокий и нищий, нечаянно стал обладателем двух миллионов евро. и – понеслось, провались они пропадом, эти деньги. как всё было – читайте повесть.
Рут живет одна в домике у моря, ее взрослые сыновья давно разъехались. Но однажды у нее на пороге появляется решительная незнакомка, будто принесенная самой стихией. Фрида утверждает, что пришла позаботиться о Рут, дать ей то, чего она лишена. Рут впускает ее в дом. Каждую ночь Рут слышит, как вокруг дома бродит тигр. Она знает, что джунгли далеко, и все равно каждую ночь слышит тигра. Почему ей с такой остротой вспоминается детство на Фиджи? Может ли она доверять Фриде, занимающей все больше места в ее жизни? И может ли доверять себе? Впервые на русском.