Перелет - [71]

На этом документе сохранилась резолюция: «19 января на заседании совета министров было проведено переосвидетельствование полковника Хатцеги, подполковника Вёрёша, полковника Чукаши, витязя Тибора Вёрёша и капитана Иштвана Киша».

А ведь подполковника Дюлы Вёрёша, младшего брата Яноша Вёрёша, даже не было в Дебрецене, подполковник Чукаши служил порученцем Белы Миклоша, а капитан Йштван Киш — его личным адъютантом. А все это было сделано так: премьер-министр Бела Миклош вписал в предложение исполняющего обязанности министра обороны (тогда им был Габор Фараго) своих людей, вычеркнув при этом двух офицеров, которые уже давно не покладая рук трудились в министерстве обороны: Кери и Шимонфи. Думаю, что конфликт между Белой Миклошем и Кальманом Кери начался еще в те октябрьские дни, когда они вместе находились при штабе 4-го Украинского фронта. Мне кажется, дело обстояло так: Бела Миклош пытался переложить свою вину (ведь он бросил хорошо обученную и вполне боеспособную армию на произвол судьбы, чем объективно помог нилашистам установить над ней контроль) на Кальмана Кери. Мы знаем, что Кальман Кери был настоящим венгерским патриотом, в свое время он ставил Бела Миклоша в затруднительное положение тем, что спорил с немецким генералом Гейнризи, который был прикомандирован гитлеровцами к 1-й венгерской армии; Кальман Кери всячески противился тому, чтобы фашисты использовали венгерские части в арьергардных боях и ценой жизни тысяч венгерских солдат обеспечивали благоприятные условия для отступления немцев. Тот же Кальман Кери в штабе 4-го Украинского фронта не соглашался с Мехлисом, все современники которого отмечали его крутой, тяжелый характер (об этом писал в своих воспоминаниях и К. Симонов). И хотя, как мне кажется, генерал Петров, командующий 4-м Украинским фронтом, и ценил Кери за решительность и четкость, споры с Мехлисом не могли остаться без последствий… Меня же Бела Миклош невзлюбил после того, как узнал о моем отрицательном отношении к его бегству, чего я ни от кого не скрывал. В частности, я говорил об этом и генералу Кузнецову. К тому же в Москве, действуя по инструкции Золтана Тилди, я пытался установить контакт не с Белой Миклошем, а с Яношем Вёрёшем. (Все это я понял лишь весной, когда мой бывший подчиненный в штабе корпуса сообщил мне в процитированном тобой выше письме, что Бела Миклош затягивает мое переосвидетельствование и собирается устроить по этому поводу целое расследование…)

Наконец мы получили телеграмму и от Яноша Вёрёша. Она была послана из Москвы 10 января, но к нам пришла только 16-го. Написана она была по-русски. Делегация, в состав которой входил Янош Вёрёш, выехала в Москву в последних числах декабря 1944 года, а мы в Дебрецене никак не могли взять в толк, почему переговоры так затягиваются, ведь каждые сутки промедления имеют огромное значение. Только позднее мы узнали: переговоры задержались из-за позиции англичан и американцев, которые очень долго обсуждали условия соглашения…

Мы же в Дебрецене были как на иголках: Яноша Вёрёша нет, соглашение по перемирию не подписано, а время уходит. И вот наконец в середине января мы получили телеграмму в 12 строк от министра. Характерно, что четыре из них были посвящены семейным делам самого Яноша Вёрёша. В телеграмме сообщалось, что мы можем приступать к формированию первой дивизии. Однако ничего не говорилось, из кого же нам все-таки формировать ее. В телеграмме говорилось: «Необходимо издать декрет о призыве».

Что же произошло на деле?

Вероятно, при переводе телеграммы на венгерский язык декрет об обязательном призыве в армию военнообязанных перевели как вербовку добровольцев в соответствии с более ранним представлением, сложившимся скорее всего еще в конце декабря у Яноша Вёрёша. Разумеется, вербовка добровольцев существенным образом отличается от обязательного призыва в армию военнообязанных. 19 января мы направили Яношу Вёрёшу наш ответ: «Объявляем добровольный набор в армию», а исполнявший обязанности министра обороны в отсутствие Яноша Вёрёша Габор Фараго тут же приписал от себя: «…мы не надеемся на большое число добровольцев…» Правда, премьер-министр Бела Миклош, подписывая окончательный текст телеграммы, вычеркнул эту фразу.

Я уже говорил, что в то время и сам не ждал особого успеха от добровольной записи в армию. Было бы здорово, конечно, сформировать (и быстро обучить) несколько дивизий из добровольцев, над которыми не довлел дух старой, «королевской» армии и в которых бы сражались с врагом добровольно пришедшие к нам убежденные молодые антифашисты. Но в то время формирование подобных подразделений относилось скорее к области фантазий и прекрасных снов. Ведь уже в 1944 году на расчистке развалин работали подростки-допризывники по 13–15 лет, а если где-то в городе или деревне и оставались взрослые мужчины, то они были единственной опорой в семье. Вот и получилось, что своим добровольным набором мы не добились почти никаких результатов. Не все еще в стране знали о существовании нового правительства, о создании новой армии. А в тех семьях, где молодые мужчины были, родственники всеми силами пытались удержать их дома, чтобы они не погибли; все чувствовали приближение конца войны, которая унесла столько жизней, что практически в каждой семье кто-нибудь погиб.