Перекресток Старого профессора - [78]

Вторая слеза.

– Единственный способ – это выдать тебя замуж, передав бизнес зятю и подписав с ним такие документы, по которым он не оставит тебя беспомощной и позаботится о тебе. Но зная тебя, я сомневался, а не захочется ли муженьку подсыпать тебе крысиного яда через год совместной жизни.

Слезы уже лились градом, но Мона не подняла руки, чтобы вытереть мокрое лицо.

– А тут Кирилл. Мне попались на глаза несколько его интервью, стал копать, узнал, что у него небольшая клиника, построенная в оригинальном месте – киношной деревне, бывших павильонах, где когда-то снимали фильмы.

Господи, декорации, ну конечно же, как же она сразу-то не догадалась!

– Он работает с людьми с нетяжелыми психическими отклонениями и возвращает их к полноценной жизни, – продолжал Михаил Борисович.

– Ты хотя бы знаешь, какой ценой? – прошептала Мона.

– Это неважно, детка, неважно. Я связался с ним, объяснил ситуацию, и Кирилл заверил меня, что через три месяца ты станешь воспитанницей пансиона благородных девиц и я без проблем смогу выдать тебя замуж. А в случае, если ты опять сойдешь с пути истинного, твой будущий муж всегда сможет обратиться к Кириллу за помощью. И думал, что все получится, но…

– Что «но»? Я и здесь не оправдала твоих надежд?

– Напротив, ты меня очень удивила. Сбежала из уединенного места, лишив его электричества, еще и прихватила с собой кого-то. Я не ожидал, Маша.

– Мона, меня зовут Мона, папа. Знаешь, в чем твоя основная проблема? – спросила девушка, вставая с кресла и подходя вплотную к столу отца.

– В чем?

– В том, что ты не ожидал. Ты с самого начала не ожидал, что я на что-то способна. Не ожидал, что я буду такой, как мама, или такой, как ты. Не ожидал, что из меня хоть что-нибудь получится. Конечно, я же не вы. Я так, побочный продукт…

– Не говори так, – запротестовал отец.

– Не нравится правда? – она поставила обе руки на стол и наклонилась над отцом. И впервые в жизни этот сильный, смелый, всемогущий человек отпрянул назад. Ему показалось, что до сегодняшнего дня он никогда не видел дочь такой. Настоящей.

– А знаешь, папа, почему мне все удалось? – спросила она.

– Почему? – тяжело сглотнув, спросил Михаил Борисович, не сводя глаз с дочери.

– Да потому что в меня поверили. Да, три жалких психа, но они сказали мне, что у меня все получится, и вуаля. А ты… Я тебя ненавижу, папа, ты чуть было не сломал мне жизнь.

Мона сделала шаг назад, отвернулась и направилась к выходу из кабинета, но, взявшись за ручку двери, снова обернулась к отцу. Вначале она подумала, что ей показалось, но Михаил Борисович действительно повернул лицо к окну в тщетной попытке спрятать слезы. Мона поняла, что не ошиблась – ее отец плакал.

– Ты не умрешь через четыре месяца, – покачала она головой, – это было бы слишком просто, папа. Мы, – она сделала ударение на этом мы, – мы будем бороться и победим. Но только ты должен выполнить одну мою просьбу.

– Все, что угодно, – голос Михаила Борисовича все-таки дрогнул, и он схватил стакан воды, стоящий на столе.

– Мы поговорим об этом завтра, а пока мне нужно ненадолго уехать. Я скоро вернусь.

Она открыла дверь, намереваясь выйти из комнаты.

– Мона? – Девушка остановилась и обернулась к отцу. – Зачем ты это делаешь, если ненавидишь меня?

– Потому что я не ты, папа. Я в нас верю.

Быстрым шагом, не оглядываясь, она вышла из комнаты.

Эпилог

– Ты уверена насчет этой звезды? – Ян недоуменно смотрел на облезшую елочную игрушку, некогда бывшую ярко-красной, которую Мона обнаружила где-то на чердаке его старого дома.

– Абсолютно, – кивнула девушка, – это же игрушки твоего детства, твоих родителей, семейные ценности, все дела. Можешь даже своим ученикам рассказать какую-нибудь забавную историю, связанную с ней. Ведь такая же наверняка есть? – Она с надеждой посмотрела в глаза Яну, а тот привлек жену к себе и поцеловал в лоб.

Его до сих пор умиляло ее напускное равнодушие, когда она говорила о жизненно важных для себя вещах. Например, обо всем, что было связано с семьей. Но он знал, что на самом деле она впитывает его смешные и грустные истории до капли, складывает в копилку собственных воспоминаний, чтобы в будущем дословно пересказывать их детям.

– Ты со своими учениками тоже можешь чем-нибудь поделиться. – Он взял звезду из рук Моны, пододвинул табуретку и попытался прицепить старую игрушку на самую длинную ветку огромной разлапистой ели, которую они накануне искали почти целый день.

– Мои балбесы все еще плохо понимают по-английски, – нахмурилась девушка, и Ян отвернулся, чтобы не рассмеяться. Она настолько вкладывалась в уроки английского языка, которые вела в его старой школе, что он был уверен, уж ее-то «балбесы» на экзаменах покажут самый лучший результат.

– Давай скорее, – поторопила его жена и принялась метаться по маленькой гостиной, хаотично засовывая упаковки от новогодних игрушек в коробки и в сотый раз переставляя нарядные свечи на столе, – а то мы в аэропорт опоздаем. Папа будет сердиться.

Спрятав коробки, Мона остановилась посреди комнаты и лукаво посмотрела на мужа, приладившего звезду и аккуратно возвращающего табуретку на место.