Перекресток - [10]

Она замахнулась.

Рука не достигла цели. Девочка снова подняла голову — взглянула Анне в глаза — то ли обиженно, то ли просто удивлённо, — и Анна ощутила… ощутила что не может двинуть рукой. И не только рукой — всё её тело парализовало. Она застыла в нелепой позе, не в силах даже дышать. Хотела кричать, — но язык и губы стали чужие, тяжёлые, точно железные.

А девочка тем временем улыбнулась и… запела. Запела тихо, почти неслышно. Одна мелодию, без слов. Но ни один человеческий голос, ни один инструмент не смог бы её повторить. Даже птицы так не поют.

Это пение было похоже на шорох лунных лучей; на звон разноцветных радужных струн. Сама природа — дикая и бессловесная — раскрывала свою сущность в древнем звучании музыки эльфов — хранителей флейты козлоного Пана…

Ничего этого Анна не знала, и не могла понять. При этих звуках её охватил лишь ужас — ужас слепой, холодный и неизбывный. Он душил её, он разрастался, питая её голодную ненависть.

«Замолчи! Замолчи!» — вопило её существо, но челюсти были как на замке.

В эту секунду вошла Джиневра.

Наваждение спало; Анна вздрогнула, ноги её подкосились; и она уцепилась рукой за портьеру, чтобы не рухнуть на пол, как мешок.

Джиневра, воркуя, подхватила девочку на руки; прижалась к ней пылающим лицом, осыпала дождём поцелуев.

— Ах, ты моя золотая, ты снова пела, да, моя прелесть? Ты слышала, Анна, как она поёт? Правда, чудесно? Наверное, будет певицей. Просто какое-то чудо! Где она могла научиться?! У нас же никто не поёт! Я ей, правда, пела колыбельные, но ты же знаешь мой слух! А она поёт просто божественно! Правда, Анна? Ну, что ты молчишь?

— Да, конечно… Просто чудесно, — бесцветным голосом ответила Анна.

10 Гостья

За ужином Анна сидела, опустив низко голову и вяло царапая вилкой по тарелке. Её картонно-серое лицо не выражало ничего. Ей не хотелось есть; ей только хотелось зажать ладонями уши. Ибо разговор за столом, конечно, вертелся вокруг девчонки.

Джиневра трещала без остановки, не забывая при этом наполнять свою тарелку — у неё, в отличие от Анны, был отменный аппетит.

— Она просто чудо! А какие у неё глаза! Она всё понимает, всё! Ведь правда, Эдгар? Только говорить не любит. Анна, передай мне, пожалуйста, солонку… Это самый чудесный ребёнок на свете! А её улыбка!..

(Замолчи! Прекрати! Я не могу больше это слышать! Анна ещё ниже опустила голову и стиснула вилку так, что ладонь рассёк багровый отпечаток).

— А как она поёт! — снова завела Джиневра. — Это просто сказка! Эдгар, вы слышали, как она поёт?

— Нет, — он улыбнулся Джиневре через стол. — Я ещё не был удостоен этой высокой чести. Но надеюсь заслужить!

И они рассмеялись, как малые дети.

(Если бы вы знали! Если бы вы знали! — молча кричала Анна, надрываясь и стискивая зубы. Если бы вы знали!

Но что, что ей сказать? Я хотела ударить ребёнка, но не смогла? Я чуть не лишилась рассудка от звуков её голоса)?

Анна молчала.

— Нет, это не просто ребёнок! — заявила решительно Джиневра. Анна замерла. — Это — ангел!

— Да, — неожиданно серьёзно отозвался Эдгар. — Мне тоже иногда так кажется. Это ангел… посланный нам судьбой.

(Глупцы! Глупцы)!

— Анна, что с тобой? — Джиневра вдруг благородно вспомнила о её существовании. — Ты совсем ничего не ешь!

— Что-то не хочется. — Она с трагической улыбкой отодвинула тарелку. — Пожалуй, мне лучше сегодня пораньше прилечь…

Она не закончила фразы. На пороге появилась служанка и вид у неё был какой-то странный. В глазах дикий блеск, рот открыт почти настежь, рука прижата к пышной груди. Если бы это не была весьма суровая женщина, верой и правдой служившая им долгие годы, они, очевидно, решили бы, что она навеселе.

— Что с вами, Мария? — Спросил обеспокоено Эдгар.

— К вам… Господин Эдгар… к вам какая-то дама.

— Дама? — Он нахмурился. — Кто бы это мог быть?

И вдруг Мария невнятно пискнула и куда-то скрылась. Все замерли и переглянулись. Что-то происходило…

Все три тени отделились от своих хозяев и зашушукались по тёмным закуткам. Портьеры на двери дрогнули, словно живые. Заходящее солнце ворвалось в окно и окрасило всё рубиновым цветом.

Она вошла.

Эдгара и Джиневру как молния пронзило одно воспоминание. Два года назад — ночь — луна — перекрёсток трёх дорог. И женское лицо среди ветвей. И глаза… как пылающий тёмный закат.

Теперь эти глаза смотрели прямо на Эдгара.

И Эдгар смотрел в эти глаза, чувствуя, что сейчас он либо вознесётся в небеса, либо провалится прямо в преисподнюю.

Она поняла; на губах промелькнула змеиной тенью усмешка; ресницы поникли, притушив зловещий пожар.

Эдгар содрогнулся. Встал — неуклюжий, нескладный, как огородное пугало. Выронил вилку. Закашлялся. Побледнел.

— Я… — произнёс он, — Я… добро пожаловать… в мой дом. Меня зовут Эдгар… а это… моя жена Анна… и её кузина Джиневра. А вы… простите.

Ему вдруг почудилось, что она сейчас безумно расхохочется, но этого не произошло.

— Меня зовут Белинда, — произнесла она и царственным жестом подала ему руку для поцелуя. На руке сверкнул чёрный перстень с вензелем «В».

11 Джиневра

Оказавшись одна в отведённой ей спальне, Белинда упала на кровать, задыхаясь от смеха. Подумать только! Она и не думала, что это будет так просто — попасть в этот дом в качестве гостьи. Что там она наплела? Нужно вспомнить, чтобы потом не перепутать. Ах, да — что она иностранка, и её друзья раньше жили в этом доме. Она приехала их навестить, их нет, а она, одинокая странница, совсем никого в этом городе больше не знает. Да, кажется, так. Какая фантастическая чушь! Но придумывать что-то заранее было бы недопустимо унизительным. И так слишком много чести для этих людей. Впрочем, этот Эдгар поверил бы во всё, что угодно. Даже если бы она представилась особой королевской крови, путешествующей инкогнито. Между прочим, это было бы намного ближе к истине, чем та чепуха, которую она им рассказала… Но как же он на неё смотрел! Нет, это действительно очень смешно. Сорокалетний мужчина, а взирал на неё почти с таким же щенячьим обожанием, как юный Мартин…