Перекресток - [8]

Так что, Максим проволок девушку мимо полицаев без волнительных вопросов и разъяснений и тут же свернул за угол дома, чтобы уйти с центральной улицы и проходными дворами пробраться к своему жилью. Здесь, в пустоте едва освещаемых солнышком дворов, то и дело сходя хоть и с плохонького, но асфальта на утоптанную землю, Танька совсем сбилась с ноги, едва удерживаемая теряющим силы Максимом. Она вполголоса слабенько ругалась, но так, что ей мог бы позавидовать и иной мужик, то и дело сгибалась пополам, отхаркиваясь и кашляя, но все-таки упрямо передвигалась. «Оказывается, есть в ней что-то… упорное, нашенское… — с легким, абстрактным удивлением подумал пролетарий. — Подыхает, а ползет вперед… надо же, никогда бы не подумал…»

Когда Максим увидел в одном из двориков пустую, относительно чистую лавочку, он посчитал это подарком судьбы. Кое-как усадив Таньку и пристроившись с ней рядом, Максим достал свои хорошие сигаретки и с облегчением закурил, отдыхая и переводя дыхание. Танька, медленно то открывая, то закрывая глаза, но, похоже, ничего не видящая вокруг, принюхавшись, хрипловато спросила, не поворачивая головы:

— Куришь? дай дернуть пару затяжек, может, легче будет?

— Легче не будет, у тебя сотрясение, да еще и контузия, наверное, — ответил Максим, повторяя когда-то слышанные в каком-то фильме или вычитанные в какой-то книге чужие слова, но сигаретку девушке передал.

Она с трудом, едва попадая неверными движениями рук в нужное место, пристроила фильтр между опухшими от удара губами, затянулась, и тут же склонилась к краю скамейки, едва не выронив сигарету, под приступом удушающего кашля. Максим придержал Таньку, что бы она окончательно не сползла с лавочки, и перехватил из её рук и неторопливо докурил свою сигарету, ожидая, когда утихнет кашель, и девушка будет способна двигаться дальше.

— Пошли, что ли… — сказал пролетарий, через силу поднимая себя и следом девчонку с такой уютной и удобной лавочки. — Надо идти…

3

Привыкшая за пятнадцать последних лет своей богемной и разъездной жизни спать в чужих постелях, Ника отлично придремала на широком, в меру мягком, упругом и очень удобном гостиничном ложе и проснулась от неожиданного, громкого и почему-то тревожного грохота за двойной, звуконепроницаемой по обещаниям, рамой гостиничного окна. На обычный грозовой гром это было как-то не очень похоже, да и полуденное небо за окнами, пусть и подернутое осенней паутинкой облаков, казалось чистым и безмятежно спокойным. Лениво, как сытая, довольная собой и жизнью, маленькая, ухоженная кошечка, блондинка потянулась, разминая слегка застывшие во сне мышцы и прислушиваясь, как она привыкла, к собственным, первым возникающим после сна желаниям. Невнятная тревога, вызванная разбудившим её грохотом за окном, моментально спряталась куда-то на задворки сознания, и Ника почувствовала себя хорошо отдохнувшей, выспавшейся и — голодной. И это чувство, чувство голода, заставило её, будто и в самом деле маленькую хищницу, легко вскочить с постели, привычно зайти наощупь домашние туфельки на высоченных, так любимых девушкой каблуках и пройти в маленькую, пристроенную к спальне ванную комнатку, вторую в номере, оборудованную только умывальником, биде и унитазом.

Тщательно и неторопливо умывшись, Ника ощутила, что готова сейчас слопать целиком жареного бегемота небольших размеров и, чтобы не откладывать исполнение такого экзотического желания в дальний ящик, она поспешно прошла через спальню в небольшую, уютно оформленную пусть и все в том же «техно»-стиле гостиную.

— Интересно, что это тут грохочет средь бела дня, как бутылки в мусоропроводе? — лениво, изображая из себя избалованную людским вниманием, капризную блондиночку, спросила Ника, едва появившись на пороге гостиной.

Расположившийся на удобном кожаном диванчике, которому предстояло стать его основным пристанищем на ближайшие дни, Мишель неторопливо отложил в сторонку книжку в ярком, пестром переплете и поглядел на девушку. Спала Ника всегда голой, каким-то загадочным образом ухитряясь раздеться даже после самой жуткой, кромешной пьянки, и сейчас, ни мало ни смущаясь присутствия Мишеля, она даже не подумала накинуть на свое точенное, изящное тело хоть какую-нибудь одежку. Впрочем, обнаженную Нику навидалась большая часть совершеннолетних и не очень мужчин и в метрополии, и в провинции, но вот такой — без сценической раскраски лица и, зачастую, тела на нее могли посмотреть разве что очень близкие друзья.

— Не искушай меня без нужды… — чуть насмешливо пропел Мишель строку старинного романса, разглядывая девушку без того особого «возжелания», что обыкновенно зарождалось в глазах большинства мужчин, и только после этого ответил на вопрос: — Похоже на какой-то взрыв на окраине городка… тут же огромная промзона, оставшаяся с лучших времен Империи… военное производство… надеюсь, на наших планах этот взрыв никак не отразится…

— Ну-ну, — кивнула привычно взлохмаченной головкой Ника. — А ты читаешь Карева? Почему не новый роман?

Фамилия автора и название произведения, несмотря на пестроту обложки, были хорошо видны на отложенной в сторонку книге.