Перекрестный огонь - [68]

— У тебя неплохая история. Ты был мирским практикующим химиком, смешивал краски. Этим ты занимался в своей рабочей бригаде, разве не так? Ты должен был помогать художникам, обновляющим фреску… — она бросила взгляд на кафедру.

— Фреску с Тесейскими мучениками, — закончил Склэй. — Отважные мужи и жены Имперского Флота, не преклонившие колен перед Отступником. Я объявлю их своими покровителями и заступниками, когда предстану перед судьями из Экклезиархии.

— Покровителями и заступниками? Ты явно не из того же теста, что те жалкие типы, которые только что тут были. Мне кажется, Склэй, тебя явно ждет Калькулус, а в конце концов — казнь, но есть еще ныне действующий договор с Флотом, по которому мы поставляем заключенных для их рабочих бригад. Использовать свои умения для подготовки города к святому ритуалу — это, по-моему, благородный труд. Но Империум еще может получить от твоей службы пользу, прежде чем ты умрешь.

— Если даже я ничего больше не сделаю до того, как отправиться в могилу, я уже сделал достаточно. Я был готов сражаться с тобой. И я бы сразился с тобой.

Фохс было сложно расколоть, она ничего не выдавала, сколько бы Кальпурния не насмехалась над ее компетентностью. Телль-Керлигана — легко, он был убежден в своей невинности и горячо протестовал, стоило вслух объявить его преступником. Но этого она не совсем ожидала.

— Верно, — сказала она, — на краулере тебя не было. Тебя арестовали за улицу оттуда, так ведь? Ты не участвовал в убийстве.

— Ты не можешь сказать того же, женщина.

Вокруг изумленно ахнули, и стражники ткнули дубинками ему в спину. Он со стоном забился в кандалах, но Кальпурния жестом остановила карателей. Они сидели в молчании, пока Склэй дергался на полу. Наконец спазмы прекратились, глаза открылись, дыхание выровнялось. Взгляд Склэя снова поднялся на нее, то и дело уплывая в сторону.

— Склэй, ты не говорил этого на первоначальном допросе. Ты берег это до того момента, когда встретишься со мной лицом к лицу?

Он слабо кивнул.

— Хорошо, — продолжила Кальпурния, — я выслушаю твои обвинения.

Снова заахали, и ей опять пришлось призвать их жестом к молчанию.

— Вы все можете их выслушать. «Стоять на фундаменте закона — наш великий долг…» Зимний, закончи цитату.

— «….считать, что стоишь выше него — наша худшая ересь», — ответил Зимний. — Но, арбитр-сеньорис, как можно позволить ему обвинять вас такими словами!

— Ты меня слышал, — холодно сказала Кальпурния. — И теперь и ты, и все арбитры в этой комнате смогут убедиться, что мы — верные и скромные слуги Закона, и мы не прячемся от обвинений за высокомерием. Итак, Склэй? У тебя есть шанс выдвинуть обвинение против арбитра-сеньорис перед полной комнатой Арбитрес. Это происходит нечасто, так что я рекомендую воспользоваться случаем как можно эффективнее.

Выжидающее молчание других арбитров казалось осязаемым. Где-то на другом конце лабиринта воздуховодов снова застенал неведомый узник.

— Из-за тебя погибло два невинных человека.

— Я не чураюсь этого факта, — парировала Кальпурния. — «Чтобы быть справедливым, наш закон должен быть жесток». Ни один арбитр не отступит от того, что необходимо для сохранения Закона. Когда я предстану перед Императором, души, посланные мной до того, уже будут там, и я встречу их с чистой совестью. Итак, эти люди погибли во Вратах Аквилы?

В глазах Склэя впервые мелькнуло сомнение.

— Там, где Арбитрес сожгли людей, знавших об их преступлениях?

— Это место, — поправила его Кальпурния, — где невинные слуги Императора заплатили жизнями за преступления банды убийц и богохульников, называемых Обществом Пятьдесят восьмого прохода.

— Нет, — сказал Склэй. — Они умерли не там. Они были убиты в своих постелях в нашем барачном лагере на площади под обелиском Биальтеса. Ты знаешь, арбитр.

— Нет, Склэй, на самом деле, не знаю. Зимний?

Каратель быстро пошептался со своим подчиненным, прежде чем повернуться к ней.

— Это площадь на окраине улья, мэм, ниже по склону со стороны Врат Кафизмы. Там разбито много временных барачных лагерей для бригад, которые работают по ночам. Все они были свернуты после нападений.

— Так ты скрыла свидетельства о своем преступлении, — сказал Склэй, — как уже пыталась скрыть их, убив людей, с которыми работали Робика и Джананд.

— Правда? Вы напали на меня, и при том посредством довольно-таки продуманных, хорошо вооруженных и многочисленных засад. Это, значит, я вас пыталась убить?

— Мы знали, что ты будешь ехать через наш город, и мы твердо решили отомстить за себя, — в голос Склэя начал возвращаться прежний огонь. — Те, кто пришли к нам, потеряли своих близких из-за твоих убийств, и они дали нам оружие. Нам рассказали, что есть люди, пытающиеся сорвать священную Вигилию Балронаса убийствами и саботажем, и что мы сами можем стать их целями, и что женщина-арбитр с другого мира, со шрамом на лице, которая прибыла сюда полной презрения к нашим обычаям, стоит за ними. И, разумеется, через несколько часов после этих новостей Робика и Джананд, наши начальник и казначей, были оба убиты.

— Как?

— Их сожгли. Сожгли этих добрых людей, как крыс, хотя они были невинны и праведны. Бросили бомбу с горючим в хижину, где они спали. Потом пришли другие, с оружием, и сказали, что они знают, когда женщина, устроившая все это, будет проезжать недалеко оттуда, и тогда мы взяли свои рабочие машины и поехали, чтобы остановить тебя и расплатиться по счетам.