Перекрестный огонь - [67]

— Хвала Императору! Слово Императора — Закон, и Арбитрес — голос, что изрекает это слово!

Голос Зимнего наполнил помещение, но Фохс не дернула и мускулом.

— Я полагаю, что тебе следует услышать это, прежде чем покинуть эту комнату. Ты выбрала слабых, ущербных людей, чтобы они вели повозку. Они увидели моих верных Арбитрес во Вратах Аквилы. Они не знали о приказе усилить бдительность и не были готовы к проверке арбитрами. Они запаниковали. Эта бомба должна была сработать в складах Собора, чтобы поджечь их запасы масла, не так ли? Должна была уничтожить их так, чтобы это выглядело несчастным случаем, так что прокураторам Собора пришлось бы спешно заменять масло, и они бы не успели тщательно проверить поставки от Телль-Керлиганов, которые по счастливому совпадению имели под рукой свежую партию. И тогда они бы раздали отравленное масло сотням, тысячам праведных верующих. Телль-Керлиганы были бы виновной стороной и унизили бы Министорум еще больше из-за своих связей. Им бы пришлось сохранять в тайне личности пассажиров «Аурум Санктус», или, по крайней мере, попытаться это сделать. Ты знаешь, что один из рабочих на той повозке, тот, кого мы раскололи первым, практически ничего не знал и даже подумал, что мы на самом деле преследуем «Санктус»? Он, должно быть, случайно услышал что-то на складах, пока занимался твоим грязным дельцем.

Где-то в башне кто-то застонал — далекий, слабый звук прошел по воздуховодам и проник сквозь вентиляционные решетки вверху стены. Никто в помещении не подал виду, что услышал.

— Я думала, что имею дело с тонким и грандиозным планом моего убийства, но обнаружила, что истинной причиной взрыва во Вратах в ту ночь была всего лишь парочка слабовольных преступников, которые испугались, подорвали свой груз и сбежали, как только увидели кордон Арбитрес. Ощутила ли ты такое же разочарование, как я? Надеялась ли ты, что вам всем удастся протянуть чуть дольше, прежде чем ваша ущербная, преступная натура вас погубит?

Ответа не было. Кальпурния подумала, не нанесли ли Фохс какой-либо вред, пока та была в камере. Она не одобряла причинение травм головы во время допросов — это влияло на достоверность полученных показаний.

— И еще одна вещь, которую тебе будет полезно узнать, Фохс. Мы собираемся разыскать в трущобах остатки этой шайки, к которой ты принадлежала. Как она называлась? — Кальпурния бросила взгляд на бумаги. — Общество Пятьдесят восьмого прохода. После того, как мы закончим, дознаватели Экклезиархии возьмутся за работу. Адептус Министорум не очень терпимо относится к посягательствам на свои священные церемонии, и когда они просят, чтобы Адептус Арбитрес позволили принять им участие в правосудии, мы не склонны им отказывать. Мы вели себя с вами, как Закон предписывает вести себя с преступниками, но они разберутся с вами так, как вера предписывает разбираться с еретиками. В лучшем случае этому вашему обществу осталось жить считанные дни, — она безразлично глянула на бумаги и кивнула. — Это все.

И именно тогда Фохс заговорила. Это было сухое кваканье, в котором удалось распознать голос лишь после того, как она помедлила и прокашлялась.

— Поклонение Императору — благословение, церковь Императора — проклятие. Император пребывает во всем сущем, Его истина не терпит, чтобы ее несли люди, это могут лишь благословенные Иные. Общество Пятьдесят восьмого прохода увидит, как мертвая оболочка ложной церкви падет, чтобы…

Когда силовая дубинка попала ей по почкам, Фохс с треском захлопнула рот и молча скорчилась. Каратели уволокли ее прочь.

— Она жила практически в тени великого Собора, среди всего вдохновения, которое он источает, и посмотри, как она сама себя отравила, — сказала Кальпурния Зимнему.

— Нужно ли вам время, чтобы собраться с силами, арбитр-сеньорис? — спросил он, подступив к креслу, но она покачала головой и взмахнула рукой, отсылая его обратно.

— Куллос Склэй. Преступник, обвиненный пред ликом Адептус Арбитрес и осужденный нашей рукой!

Тоже высокомерный, подумала Кальпурния, глядя на пленника, которого втащили внутрь и приковали. Он выглядел неуклюжим, с бледными глазами и щетиной на щеках.

Его взгляд поднялся на Кальпурнию, остановился на ее лице и остался прикован к нему, хотя из-за теней он вряд ли мог различить ее выражение оттуда, где стоял.

— Наведи на меня свет, — тихо приказала она Зимнему. Вспыхнули еще два светильника. Кальпурния с трудом старалась не моргать в свете, льющемся на ее лицо, и, когда она приспособилась к новому освещению, то увидела, что презрительное выражение на лице Склэя ни на йоту не изменилось. Она подняла руку и прикоснулась к линиям шрамов над своим глазом.

— Помнишь меня? — он не ответил. — Я — арбитр, которого вы должны были убить. Женщина-арбитр со шрамом на лице, которую вам приказали уничтожить. Ты и твои собратья-преступники убили не ту женщину, и это вас напугало. Я видела страх на ваших лицах, когда вас отправляли по камерам.

— Часть меня страшится боли и боится за мою жизнь, как и часть любого другого человека. Но я не боюсь за свою душу, — спокойный взгляд Склэя по-прежнему был направлен на Кальпурнию.