Перекрестки - [14]

Он едва не спросил ее почему, едва не вступил с ней в конфронтацию, но тут она неожиданно разразилась обличительной тирадой:

– Мне мешает, – заявила она, – то, что я не считаю тебя хорошим человеком. Когда я только-только пришла в “Перекрестки”, не поверила своим ушам. Знаешь, о чем все твердили мне в первый вечер? Какой у меня замечательный младший брат. Открытый, свойский, невероятно отзывчивый. Я подумала: мы точно имеем в виду одного и того же человека? Может, я плохая сестра? Не удосужилась узнать тебя получше? Была слишком занята собой, вот и не заметила, какой ты у нас открытый. Но знаешь что? Вряд ли. Я вела себя с тобой ровно так, как тебе нужно. Разве я сказала маме с папой хоть слово о том, что и так все знают? А ведь могла бы. Я могла бы сказать: мам, пап, вы вообще в курсе, что Перри – главный укурок в Лифтоне? Вы вообще знаете, что за последний год не было ни дня, чтобы он не удолбался? Что когда вы ложитесь спать, он поднимается на третий этаж и принимает наркотики? Что все его школьные дружки – алкоголики, и всей школе это известно? Я защищала тебя, Перри. А ты меня презираешь. Ты нас всех презираешь.

– Неправда, – возразил он. – Я считаю, что вы все лучше меня. Презираю? Скажешь тоже. Разве я презираю Джея?

– Джадсон бегает за тобой, как собачка. Ты именно так к нему и относишься. Ты пользуешься им, когда он тебе нужен, а когда не нужен, ты его не замечаешь. Ты пользуешься друзьями, ты пользуешься их наркотиками, пользуешься их домами. Ты и “Перекрестками” тоже пользуешься, вот правда. Тебе хватает ума этого не показывать, но я вижу тебя насквозь. В то первое воскресенье, когда мне рассказывали, какой ты замечательный, я думала, что сошла с ума. Но знаешь, кто еще со мной согласен? Рик Эмброуз.

Линолеум был холодный, но Перри вдруг показалось, что в шкафу жарко и душно, как в батисфере.

– Он считает, что от тебя одни неприятности, – безжалостно продолжала Бекки. – Он сам мне сказал.

Перри пустился было в размышления, при каких же обстоятельствах Эмброуз сказал ей такое, но остановился и дал задний ход. Казалось, сестра его обокрала. Едва он нашел игру, в которой преуспел, нашел место, где ценят его мастерство в этой игре, нашел взрослого человека, достойного восхищения, как явилась его сестра и в одночасье настроила Эмброуза против него, забрала его себе.

– Значит, дело не в том, что я не нравлюсь тебе, – дрожащим голосом произнес Перри. – Помеха не в этом. Помеха в том, что ты меня ненавидишь.

– Нет. Дело в том…

– Я вот тебя не ненавижу.

– Я тебя толком не знаю, о каких чувствах может идти речь? Тебя никто толком не знает. И те, кто думает, что знает, ошибаются. У тебя ловко получается ими пользоваться. Ты хоть раз в жизни сделал для кого-то что-то такое, что стоило бы тебе усилий? Я от тебя видела лишь эгоизм, эгоцентризм и эгоистичные развлечения.

Он рухнул ничком, дал волю слезам, надеясь смягчить Бекки, выманить искупительное объятие. Но тщетно. Он силился сообразить, чем таким мог ее обидеть (чем-то более осязаемым, нежели редкие недобрые мысли о ней), что объяснило бы ее ненависть. Так ничего и не вспомнив, он вынужден был заключить, что она ненавидит его из принципа, поскольку он дрянь, эгоистичный червь, и что она заявила сейчас об этом для того лишь, чтобы исправить абстрактную несправедливость чужих похвал.

– Извини, – сказала она. – Я понимаю, тебе неприятно это слышать. Ты мой брат. Но, может, и хорошо, что ты сегодня вытянул мое имя, ведь я тебя всю жизнь знаю. И понимаю тебя лучше, чем другие. Я… я правда хочу узнать тебя лучше. Ты мой брат. Но сперва я хочу убедиться, что там есть кого узнавать.

Она поднялась и оставила его, точно город, разрушенный водородной бомбой. Он мучительно восстанавливал из руин смысл того, что она сказала. Она знает о его внешкольных занятиях куда больше, чем он мог представить. (Слава богу, она хотя бы не знает, что он продает наркотики семиклассникам.) Эмброуз считает, что от него одни неприятности. (Единственное утешение – Эмброуз наверняка разозлился бы, узнай он, что она обманула его доверие.) Его демонстративное усердие в “Перекрестках" ничего не стоит. (Но она хотя бы сказала, что о нем думают хорошо.) Он плохой человек. Он использует Джадсона.

Под гнетом стыда и жалости к себе не в силах выйти из шкафа, Перри слышал, как члены группы возвращаются в зал, как радостно гомонят пары, успешно поработавшие над отношениями, как рявкает Эмброуз, как искусно бренчат на гитарах, как хором поют “Все добрые дары” и “У тебя есть друг”. Интересно, заметил ли кто-нибудь его отсутствие. В ближний круг он пока не вхож, однако же относится к тем десятиклассникам, которые, вероятнее всего, туда попадут, он яркая звезда в созвездии “Перекрестков”, и уж он-то, конечно, заметил бы, если, скажем, однажды погасла бы звезда в Поясе Ориона. Собрание завершилось, Перри ждал, что кто-нибудь постучит в дверь шкафа – раскаявшаяся Бекки, встревоженный наставник, сочувствующий Эмброуз, товарищ по группе, который ценит его, или тот, кто случайно заметил полоску света под дверью, когда в зале собраний выключили огни. Но никто, ни один человек, не пришел, и Перри счел это убийственным подтверждением слов Бекки. Он не тот человек, которого стоит узнавать лучше.