«Перекоп» ушел на юг - [27]
Бахирев за первым поддоном установил еще пять.
Вода вскипела, запенилась. Запрыгали белые пузырьки. Над поддонами Илья осторожно положил ветки, чтобы выносимые паром крупинки соли могли осаждаться на них. «Вот и завод солеваренный получился», — рассуждал он про себя.
Медленно тянется день, еще медленнее выпаривается вода из поддонов. «А может, ничего и не получится?» — сомневался Илья. Но вот в двух поддонах сначала поднялась шапкой белая пена, затем опустилась, облепив пузырчатой коркой днище и бока поддона. Бахирев высыпал белый осадок из поддона на доску, бросил поддоны и нетерпеливо взял пальцами щепотку горячего порошка, попробовал на вкус. Приятнее, кажется, нельзя было ничего представить себе в этот миг. Вкус соли Илья ощущал кончиком языка. Попробовал снова — и опять ощущение соли! Настоящая соль, только чуть горьковатая.
Илье не терпелось поделиться с кем-нибудь своей радостью. Соль здесь, на острове Натуна, начали добывать они, советские моряки! И ему казалось, что выварены не граммы, а целые пуды тончайшей, белой, вкусной соли.
— Соль! Соль! Настоящая соль! — радостно закричал Бахирев.
Но на его крик никто не отозвался. Он глянул туда, где только что сидели Бакалов, Бердан, Макаренков, однако их уже не было — верно, ушли. Илья досадовал. Потом достал из огня клубень испекшегося убикаю, щедро посолил и съел с большим аппетитом.
Вскоре и в других поддонах вода испарилась. Илья и оттуда высыпал соль в общую кучку. К вечеру, когда почерневшая в океане вода двоила и покачивала багряные точки огней, он собрал в мешочек, как ему казалось, около килограмма соли, залил огонь в печах и вернулся в хижину.
Пробуя соль, словно лакомство, моряки оживились. Ужин прошел шумно. На циновке, где сидели моряки, в середине стоял мешочек соли. Все солили пищу и похваливали Илью. Дневальная Дуся и Евдокия Васильевна подали на зеленых листочках соль больным, и те тоже очень обрадовались.
— А ведь дома мы и не замечаем, что такое соль, — сказал Бударин. — Здесь же, на острове, соль для нас лучшее лакомство. И так всегда: живем, не ценим того, что имеем.
Илья, поглядывая на товарищей, мечтал вслух:
— Вот мы с ними, — он кивнул в сторону своих помощников, — теперь столько выпарим соли, что ее девать некуда будет. Мы и малайцев научим добывать соль.
Пусть голландские купчики убыток потерпят. Ишь, не могут сообщить нашему правительству, что мы здесь, на Натуне! Верно, заодно с немцами. Только и думают, как бы поживиться за счет малайцев — забрать у них каучук, кукурузу, бананы, копру…
Илья Бахирев, Алексей Бакалов, Василий Макаренков и Женя Бердан были героями дня. Капитан от имени коллектива объявил им благодарность, особо отметив настойчивость Бахирева и Макаренкова. Бударин крепко пожал руку Василию Николаевичу Макаренкову и Илье Бахиреву. Оба кочегара поняли, что Бударин рад. Ведь инициатива-то была его, Бударина! И всегда он такой: поддерживает хорошее в людях, их веру в себя, а сам держится в тени, будто все идет само собой.
Бахирев вспомнил свой разговор с Будариным у шлюпки и смутился, но промолчал. Счастливая улыбка не сходила с его лица, он думал: «Вот Бударин больше всех работает, тормошит, выдвигает других вперед, помогает им — так было и на судне, так и сейчас на острове… Он слабее других и лихорадкой болеет, а каждый день первым начинает работу и весь коллектив поднимает за собой, чтобы не раскисали. Всегда веселый, песни любит. Да и все коммунисты такие. Вот и Погребной такой, только тот молчаливый. Олейников тоже работает много, старательный, постоянно занят делом».
И Илье очень захотелось показать Бударину и другим коммунистам, что он тоже готов все сделать, что ни в чем не подведет товарищей.
Погребной, попробовав соль, молча размял комочки, сказал:
— Горьковата. Надо крупные кристаллы выбрасывать — от них горечь. Это, верно, примеси других солей. Попробуем растворять соль в пресной воде и повторно вываривать. Может быть, получим чистую столовую соль.
На следующий день, когда еще звезды сверкали на небе, Бахирев уже разводил под жаровнями огонь. У одного из поддонов возился Ефим Кириллович.
Рядом трудились Бакалов, Макаренков, Бердан и Радченко.
Бахирев, обнажив в улыбке белые зубы, говорил:
— Прямо как на пароходе вахта. Ефим Кириллович, наше дело с огнем, а с веревками пусть матросы возятся. Вот только Бакалова да Бердана перевести бы в наше кочегарское звание. Правильно, хлопцы, я говорю, что у нас не что-нибудь, а машина?
— Да где же твоя машина? — возразил Погребной.
— Кочегарка есть — значит, есть судно. Помнить надо, Ефим Кириллович. Ну вы, швабры, уразумели? — Бахирев кивнул в сторону матросов.
…Из джунглей тянуло испарениями. Черное в безлунной ночи море плескалось пенистыми волнами у коралловых рифов. Остро пахло водорослями, смолой и солью. Откуда-то доносился запах обкуриваемого каучука. В воде отражались рдеющие точки огней. Над морем светлело. Сегодня Илья решил выварить соли в два раза больше обычного. Пока выпаривалась вода, Радченко подбрасывал в огонь плавник. Остальные собирали сушник. Илья же, обойдя побережье, нашел еще одну банку и сделал из нее новые поддоны.
