Перекличка - [170]

Шрифт
Интервал

Переходя теперь к определению меры наказания по нескольким пунктам обвинения в отношении подсудимых, признанных виновными, Суд отмечает, что вооруженное выступление против государства представляет собой наиболее ужасную форму государственной измены и что виновными в таковом преступлении по справедливости признаются те, кто восстает против существующего порядка вещей с оружием в руках.

В стране, в которой существует рабство, восстание рабов с целью освобождения есть не что иное, как приведение ее в состояние войны, и посему подобные восстания в Римской империи по праву именовались войнами, ибо они могут привести и, как мы знаем, не раз приводили к полному уничтожению государства; к сему случаю с полным правом применимо и положение о том, что Nullum esse genus himinum unde periculum non sit etiam validissmis imperiis (смотри также Mattheus de Griminibus Lib. 48, Tit. 2, Chap. 2, par 5)[38].

Даже те подсудимые, которые были использованы главным образом как орудия главарями банды, не могут, исходя из этого, быть освобождены от наказания. Когда Галант обсуждал с остальными заговорщиками свой преступный план, ни у кого из них еще не было оружия. Но их хозяин владел двумя ружьями и двумя пистолетами, так что ничто не могло помешать любому из них обратиться к хозяину в поисках защиты и сообщить ему о замышляемом злодеянии, предотвратив тем самым его совершение. Когда пятеро подсудимых, в том числе трое готтентотов, ехали безоружные на ферму Баренда ван дер Мерве, они могли изыскать средство отстать от бунтовщиков и под покровом ночи скрыться в горах или в вельде.

Почему же они не последовали примеру раба Голиафа, оставившего банду после того, как Галант и Абель завладели ружьями, порохом и пулями своего хозяина и даже стреляли по нему?

Седьмой и восьмой подсудимые, Ахилл и Онтонг, как могли, старались внушить нам, что они употребили все свое влияние для того, чтобы отговорить Галанта (коего Онтонг чаще всего именует сыном) от его преступного умысла и доказать ему опасность замышляемого, однако, когда Галант начал упорствовать в своих намерениях, что сделали вышеозначенные подсудимые? Они сели ужинать вместе с остальными злоумышленниками, каждый из них поспал затем немного, упустив тем самым еще одну из многочисленных возможностей сообщить хозяину об угрожающей его жизни опасности; если же они не хотели или не могли этого сделать, то почему же тогда они не попытались убежать, пока остальные отправились на ферму Баренда ван дер Мерве?

Подсудимый Клаас, утверждающий, будто присоединиться к банде его побудил страх за свою жизнь, имеет столь же малые основания уходить от ответственности. Когда его хозяин, пробудившийся около десяти часов вечера из-за лая собак, спросил его, в чем дело, Клаас своим молчанием вынудил его покинуть дом и тем самым позволил проникнуть туда Галанту и Абелю, чтобы завладеть ружьями и амуницией. Расположение усадьбы в горах давало подсудимому возможность скрыться, как то сделал его хозяин; сверх того, он мог остаться со своей хозяйкой, как то сделал Голиаф. Но активная роль, которую играл подсудимый во всем случившемся, ясно и недвусмысленно доказывает (если в столь ясном деле нужны дополнительные доказательства), что он был добровольным и злонамеренным соучастником преступления.

Даже обвиняемый Рой, несмотря на свою молодость, о которой говорилось выше, принял необычайно активное участие в преступлениях, содеянных бандой; движимый кровожадным любопытством, он был по меньшей мере прямым пособником злодеяния, что и побудило Галанта сунуть ему в руку заряженный пистолет и приказать добить раненого и умирающего Ферлее.

Ни один из подсудимых не попытался предупредить страшные злодеяния, сообщив о подготовке к ним своему хозяину, хотя благоприятные возможности для этого были у каждого из них. Никто из рабовладельцев не сможет чувствовать себя в безопасности в собственном доме, если раб будет намеренно скрывать от него опасность, которой тот может подвергнуться, даже если подобное недонесение и вызвано страхом раба за собственную жизнь.

Стремление сбросить ярмо рабства, никогда ранее не доходившее в нашей Колонии до подобных крайностей, можно расценивать лишь как желание выйти из-под власти закона и из повиновения правительству, как жажду кровопролития, войны и беспорядков, приводящих к всеобщей смуте. А посему стремление обрести свободу, толкающее на подобные действия, служит не смягчающим, а отягчающим вину обстоятельством.

И можно ли сказать, что если страдать приходится столь многим, то гуманность требует, чтобы милосердие распространялось на всех, а наказание лишь на немногих? В истории мы можем найти немало примеров, когда за тяжкое преступление, совершенное большим числом злоумышленников, несли кару лишь некоторые из них. Но даровать милости преступникам — это прерогатива монархов. Как судьи, мы вправе поступить лишь так, как того требует закон, и действовать в соответствии с предоставленным нам правом определять меру виновности и наказания за содеянное.

Исходя из вышеизложенного, Суд признает первых восьмерых обвиняемых по данному делу виновными. Двое из них, Галант и Абель, признаны виновными в заговоре, государственной измене, предумышленных убийствах и вооруженных нападениях. Остальные — Рой, Тейс, Хендрик, Клаас, Ахилл и Онтонг — признаны виновными в соучастии в осуществлении заговора, составленного первыми двумя обвиняемыми, причем третьему обвиняемому, Рою, вменяется в вину также соучастие в убийстве покойного Ферлее, четвертому обвиняемому, Тейсу, — крайне активная роль, которую он играл во всех совершаемых злодеяниях; при этом, однако, учитываются малолетний возраст третьего обвиняемого и обстоятельства, при которых он выстрелил в покойного Ферлее.


Еще от автора Андре Бринк
Мгновенье на ветру

Андре Бринк — один из нескольких южноафриканских писателей, пользующихся мировой известностью. Роман «Мгновенье на ветру» — среди его лучших. Сюжет его несложен: белая женщина и африканец волею обстоятельств вынуждены проделать длительное, чрезвычайно трудное путешествие по Африке теперь уже далекого прошлого. Постепенно между ними зарождается любовь, которую ждет трагический конец. Их отношения, чисто личные, хотя и с общественной подоплекой, обрисованы с большой психологической глубиной.


Слухи о дожде

Роман «Слухи о дожде» (1978) рассказывает о судьбе процветающего бизнесмена. Мейнхардт считает себя человеком честным, однако не отдает себе отчета в том, что в условиях расистского режима и его опустошающего воздействия на души людей он постоянно идет на сделки с собственной совестью, предает друзей, родных, близких.


Слухи о дожде. Сухой белый сезон

Два последних романа известного южноафриканского писателя затрагивают актуальные проблемы современной жизни ЮАР.Роман «Слухи о дожде» (1978) рассказывает о судьбе процветающего бизнесмена. Мейнхардт считает себя человеком честным, однако не отдает себе отчета в том, что в условиях расистского режима и его опустошающего воздействия на души людей он постоянно идет на сделки с собственной совестью, предает друзей, родных, близких.Роман «Сухой белый сезон» (1979), немедленно по выходе запрещенный цензурой ЮАР, рисует образ бурского интеллигента, школьного учителя Бена Дютуа, рискнувшего бросить вызов полицейскому государству.


Сухой белый сезон

Роман «Сухой белый сезон» (1979) известного южноафриканского писателя затрагивают актуальные проблемы современной жизни ЮАР. Немедленно по выходе запрещенный цензурой ЮАР, этот роман рисует образ бурского интеллигента, школьного учителя Бена Дютуа, рискнувшего бросить вызов полицейскому государству. Бен, рискуя жизнью, защищает свое человеческое достоинство и права африканского населения страны.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.