Перекличка - [156]
Я оставил Эстер в доме и побежал. Не от опасности, которая физически угрожала мне, а от развалин жизни, гибнущей у меня на глазах. Если это можно назвать трусостью, то я готов признать себя трусом.
Я убежал. В горы за домом. Ни к чему было убегать слишком далеко. И так меня никто не найдет. Мои босые ноги были изранены о камни. Долгие часы выжидания, молчаливого, тревожного вслушивания в грохот разрушения внизу. А Эстер? Я все ждал, что услышу, как она, спотыкаясь, бежит ко мне, испачканная, в разодранной одежде, раненая — и наконец признавшая меня. Мне бы следовало знать, что надежда была напрасной. После того как шум внизу смолк, я еще долго продолжал ждать, но она так и не появилась. Может быть, она мертва? Менее суровой кары я и не заслуживал. Но что теперь будет со мной? А с мальчиками? Да простит меня господь, но я вспомнил о них лишь гораздо позже. Будущее, в конце концов, было предрешено, не важно, живы мы или умерли.
Когда я отправился обратно на ферму разыскивать семью, кругом все было тихо. Дом в развалинах, все разграблено и разбито вдребезги. Никаких следов Эстер и детей. Я не решился остаться тут, ведь в любой миг убийцы могли вернуться. В глубоком отчаянии я опять поднялся в горы, чтобы провести там остаток ночи.
Разве что-нибудь изменилось, если бы утром я в первую очередь поехал к Франсу дю Той, чтобы тот собрал отряд? Его ферма была ближайшей. Но по дороге я сообразил, что на мне лишь ночная рубашка. Разве мог я в таком унизительном виде предстать перед человеком, которого я всегда презирал, и отвечать на его неизбежные расспросы о моей жене и детях?
Я проехал мимо его фермы к дому старого Дальре. Он дал мне штаны, короткие и узкие, но теперь по крайней мере мне было чем прикрыть свою наготу. Он настаивал, чтобы мы немедленно отправились в Хауд-ден-Бек, откуда, как он сказал, незадолго до моего появления слышались выстрелы. Но у нас не было ружей, и меня трясло так сильно, что ему пришлось помочь мне взобраться на лошадь. Мы поехали в Вагендрифт, где Франс заставил меня лечь и дал немного выпить, а потом отправился собирать свой отряд.
Порой мне кажется, что Николасу повезло больше, чем мне. Те три выстрела наверняка убили его мгновенно, не причинив особых мучений, а потом для него все уже было кончено. Теперь он мертв, и о нем вспоминают как о мученике, а я вынужден жить дальше, и молчание Эстер всегда будет оставаться со мной.
Если бы я мог своими руками прикончить Галанта.
Впрочем, об этом жалеть поздно. Мне следовало раньше держать его в узде. И Абеля тоже. И Клааса. Всех. Мы им слишком много позволяли, вот они и решились на такое. Нет. Нет — я сейчас говорю, как папа. Может, прежде так оно и было, но теперь все изменилось. Слишком поздно говорить об этом, дело зашло чересчур далеко. И я больше не знаю ответа ни на один вопрос.
На первый взгляд мир кажется спокойным и снова подвластным нам. Ферма Николаса перешла мне, потому что Сесилия вернулась к отцу. Я новый хозяин Хауд-ден-Бека. И я без отлагательств сделал то, чего давно хотел: приказал этому никчемному старику Дальре собирать пожитки и убираться прочь. Он был свидетелем моего позора, что стало последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. Разве я сумел бы сохранить хотя бы видимость самоуважения, если бы он оставался рядом?
Должен признаться, что он и тут умудрился неприятно поразить меня. Никаких ответных обвинений, никаких слезливых уговоров. Просто опустил косматую голову и пробормотал: «Как вам угодно. Полагаю, я ничего лучшего и не заслуживаю». Он, должно быть, уже впал в старческий идиотизм.
Но даже его отъезд не принес особых изменений. Да, Хауд-ден-Бек теперь мой, но прежним он не станет никогда. Ни сама ферма, ни управление ею. Если почва однажды ушла у тебя из-под ног, это может повториться в любой миг. Сегодня. Завтра. Через сотню лет. Я пока еще тут, и со мной мои сыновья. Но все утратило надежность и никогда не обретет ее вновь.
Я выжил. Но может быть, я выжил только ради того, чтобы оказаться лицом к лицу с куда более страшной истиной — с гибелью мира, который породил меня, с гибелью грядущего, в которое я верил и в которое должен был верить, чтобы выжить.
Мог ли я предотвратить это? Нелепый вопрос. Даже мое бегство привело лишь к тому, что я угодил в еще более безнадежную ловушку. Длинная цепь событий, звено за звеном. Эстер. Я. Наши сыновья. Мы все рядом друг с другом, но наше одиночество бесконечно. Каждый из нас может по-настоящему говорить лишь с самим собой. И в окружающей нас тишине все мы напряженно вслушиваемся, ожидая начала новой катастрофы.
