Переизбрание академика А. Н. Несмеянова президентом Академии наук СССР на Общем собрании АН СССР 13 октября 1956 г. - [39]

Я этот пример привел к тому, чтобы показать, что не всегда мы можем сказать о том, что будет завтра, и что вообще нельзя делить науку на первый и второй сорт.

Если мы говорим, что это — узловая наука, а эта — не узловая, для этой мы дадим помещение, средства, штаты, а для этой не дадим, как-нибудь просуществует, естественно, что это заставляет считать, что есть науки разного сорта.

Еще я позволю себе один пример привести в отношении зоологической тематики. Последние годы трудами советских исследователей открыта новая группа глубоководных животных, которые представляют собой, по существу, новый тип животных в середине XX века, который заставляет перестраивать не только представление о группе хордовых животных, но и далеко за пределами хордовых животных. Это систематика. И вот возникает такая точка, которая является, безусловно, точкой роста, которая должна заставить переделать наши представления в соседних вопросах.

Я еще раз позволю себе вернуться к глубинам океана — в них сокрыт ответ на вопрос о том, что представлял собою океан в прошлом — это история мирового океана!

Мы знаем, что возраст Земли определяется в два-два с половиной миллиарда лет. А у биологов есть предположения, что никак нельзя это себе представить с точки зрения биологической. Здесь есть глубочайшее противоречие: либо эта биологическая хронология в корне неправильна, либо в корне неправильно наше представление об эволюции животного и растительного мира. И можно точно сказать, что в глубинах океана имеется возможность получить ответ на эти вопросы, не говоря о солености океана, об его уровне, о геотектонике, о палеогеографии, о палеоклиматологии. По-моему, колоссальный научный взрыв должен быть там сокрыт. И вот получилось так, что у Александра Николаевича эти науки оказались где-то «в хвосте».

Затем с заключительным словом выступил я:

Прежде всего мне хочется выразить удовлетворение нынешним Общим собранием. Помимо того, что происходит абсолютный обмен мнениями, очень важно еще и то (к сожалению, это редко у нас бывает), что, как мне кажется, мы не сползли в наших прениях на мелочи, а занялись самыми существенными научными вопросами. Так легко сползаешь на мелочи жизни в таких прениях, вроде всяких материальных недостатков, которых у нас действительно очень много!

Я не имею возможности коснуться каждого выступления и тем более каждой темы каждого выступления и попытаюсь их объединить.

Целый ряд товарищей — Деборин, Юдин, Коштоянц, Арцимович, Федосеев — касались вопросов философии, вопросов марксистской диалектики. И хорошо, что эти вопросы прозвучали и прозвучали так, что ясно (впрочем, у меня никогда не было сомнений на этот счет), что все мы монолитно стоим на позициях диалектико-материалистической философии.

Я бы не согласился с Константином Васильевичем Островитяновым в той его оценке выступления Льва Андреевича Арцимовича, когда он с некоторым подозрением отнесся к нему: не собирается ли он, дескать, пересматривать основы нашей диалектико-материалистической философии, говоря, что каждое новое крупное физическое открытие должно менять философию. Конечно, я понимаю это так, что не философию оно должно менять, а должно обогащать философию. Я не сомневаюсь, что именно это он хотел выразить, вложить в свои слова…

Кое-что я должен в этой связи сказать Петру Николаевичу Федосееву. Он признал (сомневаться в этом не приходится, к сожалению), что все-таки наша общественная наука в целом, и в частности философская наука, еще имеет много догматизма и начетничества. Но он как будто попытался оспорить то мое образное выражение, что философы наши предпочитают ограничиваться компасом, действующим безотказно, но не способным двигать корабль вперед. Мне кажется, что он скорее подтвердил это мое положение, сказав, что основная задача философии — стоять на страже. Не стоять на страже, а взять оружие и сражаться! При этом не оборонительно сражаться, а наступательно. А этого-то мы и не видим.

Но я абсолютно согласен с Петром Николаевичем, когда он говорил о союзе естественников и обществоведов в этой общей боевой, наступательной борьбе, творческой и живой.

Мне кажется, дело не в том, чтобы сформулировать, что такие-то и такие-то новые физические или биологические, или какие-то еще иные открытия подтверждают диалектический материализм. Что его подтверждать?! Дело не в подтверждении, а в развитии, в движении, во впитывании в диалектический материализм всего того нового, что дает естествознание, что дает развитие общественных наук. Вот этого мы ждем от самих себя и от наших обществоведов.

Целый ряд товарищей все-таки меня попрекнул за умолчание каких-то имен, абсолютно неизбежное в письменном докладе. У нас 470 членов Академии, если бы я задался целью упомянуть о роли каждого, это был бы громадный каталог; если бы я по пять слов сказал о каждом, это заняло бы 4 часа. А академик Бруевич особенно меня в этом обвинил и даже, как мне показалось, не очень хорошо, желая меня поссорить с физиками, а я с ними ссориться не собираюсь, я к ним с уважением отношусь. Он сказал, что я не упомянул ни Курчатова, ни Капицу, ни ряд других крупных физиков. Что касается Курчатова, то я это сделал совершенно сознательно. Я думал, если уж я не упомяну Курчатова, то никто не будет иметь права обидеться. А о П.Л. Капице в связи с исследованиями по низким температурам мне не надо было упоминать. Не забывайте, что я отчитываюсь за пять, ну, за шесть лет. В это время П.Л. Капица не работал с низкими температурами, он работал по мощной электронике, и в соответствующем месте упомянута его работа. Я не знаю, нужно ли мне таким способом дальше оправдываться, я думаю, что это будет скучно. Но мне казалось важным об этом сказать. Каждое слово приходилось все-таки обдумывать.