Перехватчики - [6]

— Какого планера? Ах да, вспомнила. Мои хорошие мальчишки! Как было жалко вас! Да, теперь я, конечно, помогла бы.

— Значит, вы имеете отношение и к той новой сверхзвуковой машине?

— Некоторое, — Алевтина Максимовна встала из-за стола, чтобы убрать тарелки. — Но о ней говорить рано.

Гостеприимные хозяева проводили нас до дверей. По дороге Кобадзе, отвечая на какие-то свои мысли, сказал:

— Что ж, ведь и у истребителей вся война прошла только на двух — трех тысячах метрах. Лишь одиночные самолеты забирались выше. А теперь? Так что шансы у нас одинаковые.

СЕРДЦУ НЕ ПРИКАЖЕШЬ

Прошло пять дней, а мы еще не были на аэродроме. Днями занимались в классах с преподавателями, вечерами — в общежитии. Штурмовали инструкцию по эксплуатации и технике пилотирования самолета.

Разговоры постоянно велись на темы, связанные с предстоящими полетами на новой машине.

У нас уже определились отличники. По теории лучше всех успевал Михаил Шатунов. Перед этим приземистым белобрысым парнем с хмурым лобастым лицом нелегко открылись врата авиации. Сын летчика-бомбардировщика, погибшего в Отечественную войну под Ленинградом, он тоже решил стать летчиком. Но медицинская комиссия забраковала парня по росту. Тогда он поступил на отделение механиков, а по окончании курса остался здесь работать. Иногда ему выпадало счастье, и он поднимался в воздух с курсантами, которым нужен был пассажир.

— Отпусти ручку, — просил он курсанта, — я поведу сам. Если что — поправишь.

Курсант отдавал управление самолетом механику и, «если что», поправлял его.

Через полгода Шатунов мог уже сделать в воздухе любую фигуру на учебном самолете.

Однажды во время посещения аэроклуба высоким начальством Шатунов самовольно поднял в воздух самолет и на глазах у всех с блеском продемонстрировал свое летное мастерство.

Его тотчас же вызвали в кабинет начальника аэроклуба. О чем там шел разговор, осталось неизвестно — Шатунов не любил рассказывать о себе, но только после этого его посадили на гауптвахту, а потом пересели в группу летчиков.

Была в характере Шатунова завидная черта — упорство. И там, где другие брали способностью (например, Лобанов), он достигал настойчивостью.

И все он умел делать без шума, без выпячивания своего «я». Мы теперь то и дело обращались друг к другу с какими-нибудь вопросами, но чаще всего полный и исчерпывающий ответ можно было получить только от Шатунова.

— Ты как электронная машина, — говорил другу Лобанов. — Нажал кнопку — и получай ответ.

Но меня Шатунов поразил не этим и не сейчас, а раньше, значительно раньше, когда мы еще были курсантами летного училища.

Он пришел как-то в библиотеку и попросил Библию.

— У нас религиозных книг нет, — улыбнулась библиотекарша.

Все удивленно подняли глаза на этого чудака, а он вздохнул и ушел.

«Зачем ему понадобилась такая книга? — подумал я. — Ведь не думает же он изучать библейские мифы?» Этот вопрос я задавал себе каждый раз, когда встречался с Шатуновым в столовой, на аэродроме, в классах самоподготовки (мы учились в разных группах). А потом терпению моему пришел конец, и я, выбрав удобный момент, спросил курсанта, удалось ли ему достать Библию.

Он внимательно посмотрел мне в глаза, видимо думая, что я подсмеиваюсь над ним, но я и не думал смеяться, и Шатунов это понял.

— Удалось, — сказал он. — Сегодня уношу обратно.

— А зачем она была нужна?

— Ты знаешь версию о Тунгусском метеорите? — спросил он, вместо того чтобы ответить.

— Знаю. Некоторые ученые предполагают, что на нашу землю упал космический корабль. Может быть, он пытался сесть к нам, но у космонавтов что-то не получилось, и они взорвались.

— Ну так вот, — сказал Шатунов, — другие ученые предполагают, что были и более удачные попытки. На нашей земле имеется немало следов, которые дают право предполагать, что к нам действительно прилетали жители других миров и улетали обратно.

Меня это очень заинтересовало. Я глубоко верил, что во вселенной существуют другие обитаемые миры, и в детстве мечтал попасть на один из них.

— Но при чем тут Библия?

А Шатунов опять оставил мой вопрос без внимания и стал рассказывать о колоссальной Беальбекской веранде, сооруженной в горах Антиливана чудесными зодчими глубокой древности, о необычных стекловидных образованиях в Ливийской пустыне, так называемых тектитах, в которых обнаружены радиоактивные изотопы алюминия и бериллия и которые, как и Беальбекская веранда, могли появиться на земле в те необычайно далекие времена только при условии высокоразвитой науки, техники и культуры. У земных жителей миллионы лет тому назад ничего этого не имелось.

— Не была ли веранда стартовой площадкой для космонавтов, которые прилетали к нам на землю? — сказал Шатунов. — Не являлись ли эти стекловидные образования, родившиеся при очень высокой температуре и мощных радиоактивных излучениях, своеобразным шлаком того топлива, которое использовали межзвездные путешественники? Заметь: горы Антиливана и Ливийская пустыня находятся сравнительно недалеко друг от друга.

— Все это интересно, но при чем же тут Библия? — снова спросил я, пораженный рассказом курсанта.

— Библия состоит из мифов, преданий и легенд, записанных древнееврейскими жрецами. А мифы рождались в народе, легенды создавал тоже народ на основе действительных и вымышленных фактов… Ты слышал что-нибудь о Содоме и Гоморре? — перебил себя Шатунов и, не дожидаясь от меня ответа, сказал — Это мифические города в древней Палестине, которые якобы были разрушены за грехи их жителей. Потому-то сейчас иногда и связывают с именами этих городов беспорядок и суматоху… Но не это главное. Я дам тебе прочитать то место из Библии, где говорится о разрушении этих городов.