Переход - [5]

Сразу же взваливать палатку на плечо не хочется. Ну просто совсем. К палатке сверху принайтованы большой топор, пила--ножовка и пехотинская лопатка. Вся эта хрень, вместе взятая, весит под двадцать ``кэ гэ''. Меня посещает благая мысль перекурить, тем более что Дима и Леня налегке уже резво приближаются к нам. Курю.

Дима лишает Ольгу рюкзака, а Леня --- меня палатки. Ходить без палатки с одним рюкзаком легко и приятно. Как говорить правду. Легко и приятно идем. И вот под нами затон Буруны.

Затон Буруны становится затоном в разлив, а сейчас это озеро практически прямоугольной формы размером 150--200 метров на 1.2 километра, с песчаным дном и с чистой из--за большого количества ключей водой. Мы стоим посередине его длинной стороны на четырехметровой гряде барханов, почти вплотную подступающей к озеру. На противоположной стороне также вплотную подступает достаточно густой лес, в котором по берегу растут старые вербы, тополя и осокари. В сильный ветер из--за большой протяженности озера на нем успевает разгуляться достаточно высокая волна с белыми барашками, чем и вызвано название озера.

Спускаемся на узкую прибрежную полосу между барханами и опять же узкой полоской камыша. Ее ширина аккурат такая, чтобы поместилась автомобильная колея, по которой мы и начинаем движение вдоль озера. Постепенно эта полоса становится шире, на ней умещаются еще редкие ивы, карагачи и кусты боярышника. Замечаю удобный подход к воде и объявляю чайный привал.

Уговаривать никого не приходится. Солнышко уже начинает припекать, и с недосыпа всех слегка разморило. Неутомимый Леня начинает стаскивать дрова, а я развожу костер прямо на колее и начинаю операцию по выкапыванию из рюкзака чайника. Народ стелит коврики параллельно колее, справа--слева от костра, и потихоньку начинает реализовывать извечную идею: ``А не съесть ли нам...'' и т.д. Отправляюсь набирать воду в чайник. Мн-да! Выход к воде казался удобным только издали. Балансируя на скользком бревне, пробираюсь как можно дальше, но все равно черпаю чайником между камышей. Разогнав, предварительно, насколько смог, тину и водоросли. Выбираюсь на сухой берег и критически разглядываю результаты. Еще раз мн--да! Воровато оглянувшись на народ у костра, выуживаю рукой из чайника и выкидываю трех улиток, особо крупные водоросли и дохлую гидру. Мелкие дафнии и циклопы перекипят. Наваристее будет. Как говаривал мой двоюродный брат Вася: ``Турысты усе съедят!'' Скромно потупив глаза, задвигаю чайник на угли и говорю давно уже традиционную фразу: ``Мужики! Обложите чайник!'' Мужики обкладывают. Ветками. Чайник. Знали бы они, что в чайнике, обложили бы меня. И не ветками.

Разморило уже конкретно. Язык ворочается с трудом. Паша с полузакрытыми глазами, покачиваясь и поклевывая носом, сидит на коврике. Ольга сердобольно предлагает ему лечь и немного поспать. Сделав титаническое усилие, Паша отвечает: ``Я хочу, ну это...'' Пауза. И, вяло махнув рукой в сторону чайника: ``Пш--ш--ш...'' Смеемся так, что временно просыпаемся. С этих пор любой процесс кипения у нас будет называться ``пш--ш--ш...''

К сидящему рядом с Пашей Диме начинает назойливо приставать мелкий шмель. Дима спрашивает, кто это. ``Гунда,'' --- отвечаю я и рассказываю, кто она такая. Гунда это земляная оса, живущая в глубоких норах под землей. Ее укус чаще всего смертелен для человека. Есть поверие, что если при земляных работах выкопали гунду, то все эти работы нужно бросать и убираться с этого места --- все, гунда! Заканчиваю успокоительным сообщением, что гунда водится только в Средней Азии, а это просто безобидный мелкий шмель. Рассказ производит впечатление, и Дима косится на шмеля подозрительно и недоверчиво.

Наконец, свершается долгожданное ``пш--ш--ш...'' Заварив чай и дав ему настояться, совершаю чайную церемонию. Она у нас совсем не по японским правилам --- все кружки выстраиваются в ряд, наполняются из чайника непрерывной струей, затем ``разводящий'' поочередно у всех спрашивает: ``Сколько?'' --- насыпает соответствующее количество сахара, размешивает и, наконец, разносит всем кружки.

Ольга и Леня начинают жарить сало на прутиках. Паша спорит с Олей по поводу правильной технологии приготовления этого продукта. В конце концов, не прийдя к консенсусу, встает с коврика, чтобы сделать по--своему. Это был очень опрометчивый поступок, поскольку Дима тут же растянулся во весь коврик и уснул. Его перестала волновать даже гунда.

Потихоньку насыщаемся. Чайник опустел мгновенно, и я отправляюсь за второй порцией инфузорий, лямблий и прочих бурцефалий. С тем же результатом. Когда возвращаюсь, Дима спит на коврике с одной стороны костра, Леня --с другой, а Паша угнездился спиной на тонком бревне поперек дороги и тоже пытается уснуть. В это время Леня всхрапывает, и Паша вскидывается с обращенным к нам с Ольгой вопросом: ``Что он сказал?'' К нашему стыду, перевести мы не смогли...

От нечего делать и желания избавиться от выпитого чая (прибрежная полоса просматривается довольно далеко, а я человек ленивый) взбираюсь на бархан, возвышающийся над местом стоянки. Красота необыкновенная! Виден практически весь затон, в другую сторону, сколько видно глазу, светятся на солнце желтые верхушки барханов, а высоко в небе, ясном и безоблачном, парят коршуны. В затоне плещет крупная рыба. Из под ног шустро разбегаются мелкие варанчики и ящерицы. Более всего действует на воображение резкий контраст между гладью затона и буйной зеленью вокруг него с одной стороны, и знойной пустыней с громадными тушами барханов с другой.