Перегрузка - [30]

Пролистав газету, Ним нашел нужную ему заметку. Сообщение было кратким, но ничего нового по сравнению с тем, что уже успела пересказать Руфь, оно не содержало. Тем не менее эта информация подтолкнула мысль, которую ему, не теряя времени, хотелось реализовать за письменным столом. Ним быстро допил кофе и поднялся.

— Тебя ждать сегодня к ужину?

— Постараюсь не опаздывать.

Милая улыбка Руфи напомнила ему, как часто он произносил эти же слова, а потом по самым разным причинам не появлялся дома допоздна. Вопреки здравому смыслу, как и в тот вечер, когда он возвращался от Ардит, ему страшно хотелось, чтобы у Руфи однажды лопнуло терпение.

— Почему ты никогда не устроишь мне скандал? Неужели тебя все это не бесит? — поинтересовался Ним.

— Разве от этого что-нибудь изменится?

В ответ он только пожал плечами, не понимая, как реагировать на ее ответ и что сказать самому.

— Да, вот еще что — вчера звонила мать. Они с отцом приглашают нас вместе с Леа и Бенджи на обед в пятницу через неделю.

Ним внутренне весь съежился. Находиться в доме Нойбергеров, родителей Руфи, все равно что оказаться в синагоге. Они всевозможными способами ежеминутно доказывали свою приверженность иудейской традиции. За обеденным столом непременно подчеркивалось, что пища абсолютно кошерная. Затем следовали бесконечные напоминания о том, что в доме Нойбергеров молочные и мясные блюда готовятся раздельно в специально предназначенной посуде с использованием разных приборов. Перед принятием пищи в обязательном порядке произносилась молитва в честь хлеба и вина, а еще исполнялся торжественный ритуал, связанный с умыванием рук. Завершение трапезы Нойбергеры отмечали молитвой согласно восточноевропейской традиции, которую именуют не иначе, как «коленопреклонение». Если на стол подавалось мясо, Леа и Бенджи не разрешалось запивать его молоком, что они с удовольствием проделывали дома. Потом наступал черед весьма категоричных наставлений и вопросов — например, почему Ним и Руфь не соблюдают субботу и другие святые дни; красочные описания обряда бар мицва, на котором присутствовали Нойбергеры, сводились к пожеланию, чтобы Бенджи посещал еврейскую школу и по достижении тринадцати лет исполнил этот обряд. По возвращении домой дети заваливали Нима вопросами — они ведь были именно в том возрасте, когда естественное любопытство брало верх. А Ним из-за мучивших его внутренних противоречий просто не знал, что им ответить.

В таких ситуациях Руфь неизменно хранила молчание, что давало Ниму основание задуматься, уж не сговорилась ли она против него с собственными родителями. Пятнадцать лет назад, когда Руфь и Ним только поженились, она четко выразилась на тот счет, что соблюдение иудейских обрядов не имеет для нее какого-либо значения. Это была очевидная реакция на ортодоксальные взгляды, царившие в ее доме. Может быть, с тех пор ее убеждения изменились? Может быть, в душе Руфь была обыкновенной еврейской матерью, желавшей, чтобы ее дети, Леа и Бенджи, жили в согласии с верой ее родителей? Он вспомнил сказанное ею всего несколько минут назад по поводу отношения детей к отцу: «По правде говоря, они прямо-таки боготворят тебя. О чем бы ты там ни говорил, для них это все равно что слово Господне». А может быть, в этих словах завуалированное напоминание о его собственной ответственности как еврея, чтобы надоумить его пересмотреть свой взгляд на религию? И все же Ним никогда не заблуждался в оценке внешней красоты Руфи, за которой, как он понимал, скрывается свойственный далеко не каждому сильный характер.

Несмотря на всю неприязнь к дому Нойбергеров, Ним отдавал себе отчет, что не может без всяких на то оснований отвергнуть приглашение родителей Руфи. К тому же такие приглашения случались не часто. А Руфь редко обращалась к нему с какой-либо просьбой.

— О’кей, — сказал Ним. — На следующей неделе особых дел не предвидится. Когда приеду на работу, выясню насчет пятницы и сразу тебе позвоню.

Руфь на мгновение задумалась, потом сказала:

— Не стоит беспокоиться. Скажешь мне сегодня вечером.

— Почему?

Опять возникло замешательство.

— Я уеду сразу после тебя. Меня не будет весь день.

— Что происходит? Куда это ты собралась?

— Да так, надо кое-где побывать. — Она рассмеялась. — Ты разве предупреждаешь меня, куда едешь?

Ах, вот он что! Опять сплошные тайны. Ним ощутил приступ ревности, но разум взял верх. Руфь права. Она всего лишь напомнила ему, что существует многое, о чем он ей не рассказывал.

— Всего тебе хорошего, — сказал он. — До вечера.

Уже в холле он обнял ее, и они поцеловались. Губы у нее были мягкими и нежными. Он ощутил ее податливое тело под халатом. «Какой же я все-таки идиот», — подумал Ним. Решено, сегодня ночью он займется с ней любовью.

Глава 10

Несмотря на поспешность, с которой Ним выехал из дома, он неторопливо приближался к деловой части города по тихим улочкам, оставляя в стороне скоростные автотрассы. Уже сидя за рулем автомобиля, он хотел обдумать ситуацию с клубом «Секвойя», о котором было упомянуто в утреннем выпуске газеты «Кроникл Уэст».

Хотя эта организация нередко выступала с критикой деятельности «ГСП энд Л», и порой небезуспешно, Ним был одним из ее страстных поклонников. Все объяснялось очень просто. Сама жизнь свидетельствовала о том, что когда такие гигантские промышленные компании, как «Голден стейт пауэр энд лайт», были предоставлены самим себе, они не уделяли внимания вопросам охраны окружающей среды или же делали в этом отношении крайне мало. Поэтому здесь требовалась ответственная сдерживающая сила, каковой и являлся клуб «Секвойя».