Переезд - [8]

Он проделал немалый путь со времени своей работы в нотариальной конторе мэтра Депу. На протяжении многих лет он почти все свои вечера и часть ночей посвящал учебе. Результат: вот уже три года, как у них есть машина, вот уже два дня, как они живут в новой, комфортабельной квартире.

Разве не мог бы Ален время от времени выражать некоторое восхищение? Может, не восхищение, но... как бы это сказать?.. уважение.

Да просто сознавать его нынешнее положение, как, например, малыш Дютуа, который вечно дивится.

– Интересно, как вам это удается, мсье Жовис? Вы никогда не давите на клиентов. Между тем вы были бы способны уговорить отправиться в кругосветное путешествие пенсионеров, которые просят у вас небольшую, недорогую гостиницу на берегу Ла-Манша.

В паузе между двумя клиентами он подошел к сыну.

– Это ненадолго.

– Я не спешу.

Еще на улице Фран-Буржуа у Алена уже было мало друзей. Иногда его видели прогуливающимся по улицам по каким-нибудь приятелем. Они почти не переговаривались между собой, не оборачивались на девушек.

– Кто твой новый друг?

– Это не друг. Просто один приятель, Жюльен.

– Жюльен, а дальше?

– Мазро.

– Он живет в этом квартале?

– На улице де Тюренна.

– Ты был у него?

– Нет.

– Знаешь, чем занимается его отец?

– Нет.

Это его не интересовало. Его всегда удивлял этот вопрос, как если бы отцы в счет не шли, как если бы их деятельность не имела никакого отношения к жизни детей.

Чуть позже, в машине, после того как он закрыл железные шторы в агентстве, Жовис попытался завязать разговор.

– Ты хорошо сегодня поработал?

– Не знаю.

– В классе было не слишком жарко?

– Окна оставили открытыми. Из-за уличного шума учителя было еле слышно.

Об учителях он тоже почти ничего не говорил. Они знали лишь, что учитель латыни был довольно пожилым и что он шумно сморкался.

– Вы его освистываете?

– Когда нам скучно, мы начинаем один за другим сморкаться, потом все вместе.

– И как он реагирует?

– А он не реагирует. Он тоже сморкается. Потом говорит: «Господа, когда вы закончите, я продолжу свой рассказ».

– Ты не думаешь, что он из-за вас несчастен?

– Он привык.

– А другие учителя?

– Неплохие.

Может, и Жовис тоже был в глазах своего сына «неплохим»? Он не мог пожаловаться на Алена. Хотя нельзя сказать, чтобы тот много занимался, все же оценки имел хорошие и был одним из лучших учеников в классе. Дома он оставался спокойным, скорее чересчур спокойным, большую часть времени читал, лежа на полу в гостиной или распластавшись на животе у себя на кровати.

– Почему ты не пойдешь и не подышишь свежим воздухом?

– Потому что мне не хочется.

Может, с матерью, когда Эмиля рядом не было, он поддерживал более тесные отношения? Жовис не осмеливался спросить об этом жену. Самое большее, на что он отваживался, это изредка задавать осторожные вопросы.

– Он рассказывает тебе о своих товарищах?

– Редко.

– Ты не находишь, что он несколько скрытен?

– Наверное, все дети в определенном возрасте ведут себя так, как он.

Разве это не было в характере Бланш? Знал ли когда-нибудь ее муж, о чем она думает в глубине души? Она ни на что не жаловалась, даже когда они жили, скорее, бедно. В ту пору, до рождения Алена, она шила для соседок, делая это по вечерам, пока он изучал бухгалтерский учет и языки.

Она никогда не сетовала на усталость. Никогда не расходилась с ним во мнении.

Следовало ли из этого заключить, что она была неизменно согласна с ним или же она просто смирялась?

Они любили друг друга. Когда он думал о ней, то делал это с нежностью, и в эту нежность вкрадывалась частичка жалости.

Она не знала ни своего отца, ни своей матери, «погибших при крушении поезда», когда была совсем юной: официальная версия для тех, кто задавал вопросы.

Правда была иной, хотя и здесь тоже речь шла о поезде. Ее отец, сельскохозяйственный рабочий, много пил и грубо обращался со своей женой. Они жили в унылой северной деревне Сент-Мари-ле-Клоше, которую Руаль Шадье держал в страхе, поскольку каждую субботу напивался в кабаке сильнее, чем в прочие дни, и искал ссоры.

Однажды они с женой отправились поездом в Лилль, поручив одной соседке приглядывать за Бланш, которой едва исполнилось два года. На обратном пути Шадье, которому вино ударило в голову, вошел в раж и где-то среди свекольных полей столкнул свою спутницу с поезда.

Смерть наступила мгновенно.

– Она сама выпрыгнула... Не знаю, что вдруг на нее нашло... У нее всегда было немного не в порядке с головой...

Тем не менее с помощью свидетельских показаний было установлено, что именно Шадье сбросил ее на шпалы. Из жандармерии ему удалось сбежать. Была устроена охота на человека; он продержался в лесу три дня. Хотя он в конце концов и сдался, сделать это его заставило чувство голода.

Спустя три, года в тюрьме он покончил с собой.

Бланш выросла в душной квартирке своей тетки Жозефины Буйе, портнихи, у которой тоже, возможно, было немного не в порядке с головой.

– Твоя мать, должно быть, счастлива, раскладывая наши вещи в новой квартире.

– Наверное.

Ответ Алена прозвучал не совсем утвердительно. В глубине души ему это было неинтересно. Утром в комнатах еще лежали тюки с бельем и различными предметами.