Передай мне соус - [8]

Зайдя к ней за спину, я нажал пальцем на рычаг телефона.

В гневе Марлин обернулась ко мне, ее лицо оказалось всего в нескольких сантиметрах от моего, но гнев внезапно погас, и она протянула ко мне свои губки. Я наклонился и поцеловал ее. Это был всего второй поцелуй в нашей жизни. Поцелуй – это все, чего можно ждать от рыжеволосых девушек.

Когда Марлин оторвала свои губы от моих, она тут же с негодованием заявила:

– Я бы очень хотела поверить, что ты разъединил телефон, чтобы меня поцеловать, но интуиция мне подсказывает, что тебе нужны другие вырезки и ты не мог дождаться, пока я закончу говорить.

– Джером Л. Кемпбелл… – проговорил я.

– Настоящий джентльмен по крайней мере солгал бы, – с упреком сказала Марлин.

Она дала мне легкую пощечину, исчезла в комнате, где стояли файлы с информацией, и тут же вернулась с нужным конвертом в руках.

В конверте ничего ценного не оказалось, просто вырезки из различных газет, рассказывающие о человеке, имя которого было более или менее известно в финансовых кругах.

Кемпбелл произносит речь на конференции банкиров, Кемпбелл читает приветственный адрес на деловой конвенции, Кемпбелл – член жюри в дебатах двух колледжей…

Я взял его адрес и вернул конверт Марлин. В этот момент вбежал один из известных газетных репортеров, и Марлин пришлось долго танцевать вокруг него. Я видел, что она хочет хоть на секунду отвлечься, чтобы поговорить со мной, прежде чем я уйду, но тот так и не дал ей такой возможности.

Я тотчас поехал по адресу и сказал секретарю, что хочу видеть Джерома Кемпбелла по делу о наследстве Гейджа. Начался небольшой телефонный перезвон, но потом мне все-таки позволили войти в его кабинет.

Кемпбелл оказался крупным мужчиной с холодным и честным взглядом. Похоже, это было для него привычным делом – изображать искренность с широко распахнутыми глазами. Когда он говорил, то разводил руки в стороны как бы для подтверждения своих слов. Похоже, с годами он набирал вес и теперь смотрел на меня с видом большого мужчины, презирающего таких маленьких, как я, ростом всего каких-то пять футов шесть дюймов и весом не более ста тридцати пяти фунтов.

– Мистер Лэм, – произнес он мое имя, будто объявлял имя собаки, представляя ее на собачьем шоу.

– Я хочу поговорить с вами об имуществе Гейджа и его фонде опеки.

– Что именно вас интересует?

– Хочу узнать историю этого дела.

– Вы газетный репортер?

– Точнее будет сказать, я на вольных хлебах. А сейчас пришел из газеты «Трибюн». Я изучил дело в их архиве, собрал всю информацию об этом человеке.

– Тогда что же вам надо от меня, если вы уже собрали всю информацию?

– Согласно документам, Эмосу Гейджу должно исполниться тридцать пять лет двадцать пятого числа этого месяца. Что тогда станет с фондом?

– С фондом ничего не случится, – холодно промолвил Кемпбелл.

– Вы готовы его закрыть?

– Почему же? Должны быть выполнены определенные условия, а они еще не все соответствуют завещанию.

– Какие условия?

– Условия опеки. По моим данным, Эмос Гейдж сейчас может находиться в какой-нибудь тюрьме.

– И вы не намерены выплачивать деньги в том случае, если он в заключении?

– Вы же познакомились с правилами фонда опеки, – сказал он.

Я кивнул.

– Если он в тюрьме, то весь фонд будет передан различным благотворительным учреждениям. Должен вам сказать, мистер Лэм, что если вы желаете описать данную ситуацию, то я, конечно, одобряю ее с точки зрения разрушающего действия алкоголя на человеческую личность. Я не выдаю секрета, говоря о том, что Эмос Гейдж пьяница. Его дядя знал об этом и резко его осуждал.

– Вы выдаете Эмосу ежемесячную сумму на проживание?

– Да, ему назначено определенное месячное содержание, определить эту сумму было разрешено мне лично… По завещанию, я должен был ему дать не менее трехсот долларов в месяц. Я мог дать и больше, если бы счел нужным.

– Что будет с этими тремястами долларами, когда ему исполнится тридцать пять лет?

– Конечно, эта сумма больше выдаваться не будет. Весь фонд так или иначе исчезнет. Однако в случае, если деньги фонда пойдут благотворительным организациям, я должен буду остаться на своем посту опекуна еще дополнительно три года, чтобы превратить имущество в наличные деньги. Должен вам сказать, что завещание было написано в спешке, но оно юридически полностью законно. Элберт Гейдж откладывал написание завещания до последнего. А умер он через тридцать дней после того, как оно вступило в силу. Вообще это была трагическая ситуация – у такого человека не нашлось никого из родственников, кому бы он мог завещать такие огромные деньги… Это ужасный пример влияния алкоголя на человеческую личность.

– Как я понимаю, если состояние перейдет к Эмосу, то он получит его в форме различных ценных бумаг, которые будут приносить доход?

– Да, правильно, но только в том случае, если оно перейдет к Эмосу. Если же к перечисленным в завещании благотворительным организациям, то я остаюсь на своем посту еще в течение трех лет, чтобы ликвидировать ценные бумаги, постепенно переводя их в наличность и увеличивая оставленную завещателем сумму. Впрочем, я уже говорил вам об этом.