Передает «Боевой» - [9]

Пеев предложил сигарету и указал на скамейку.

— Не надо, Сашо. Позавчера один капитанишка бахвалился, что гестапо вмонтировало подслушивающие устройства даже в скамейки парков… Это абсурд, но я уже не могу спокойно сидеть на скамейках…

— Никифор, сколько лет в своих обвинительных речах ты просишь дать обвиняемым за «служение советской военной разведке»?

Генерал улыбнулся. Он еще не знал, что ответит и какой станет его жизнь после этой прогулки в Борисовском саду.

— По существу, ныне служить России, независимо от того, большевистская она или нет, — единственное средство спастись от чувства, что ты всаживаешь нож в сердце Болгарии.

Шли медленно, плечом к плечу. Советский разведчик Александр Пеев и его друг, царский генерал Никифоров.

— Борис зашел так далеко… Возможно, я еще предприму кое-что. Сейчас нужно или идти с Россией, или снова идти в чье-то рабство…

— Никифор, я уже начал. Я сам предоставил себя в распоряжение Красной Армии.

Генерал вздрогнул. До сих пор по привычке военных они шагали в ногу, почти маршевым шагом, но потом сбились. Никифоров уловил это и, слегка подпрыгнув, совсем как в строю, снова зашагал в ногу со своим другом.

— Разведка, что ли?

— Да, Никифор. Вряд ли имеет смысл говорить, какое доверие я тебе оказываю.

Молчание.

День клонился к концу. Утихали дневные шумы. В ветвях молодых дубов порхали птицы. Мужчины курили сигарету за сигаретой. Где-то у Горной бани испытывали прожектор. Зеленоватые щупальца луча трепетали в небе. Со стороны Илиенцев доносились разрывы снарядов тридцатисемимиллиметровой зенитной батареи. Шли учения.

— Сашо, мы должны выбирать: или мы пойдем плечом к плечу с фюрером, или будем делать то же, что и ты… Может быть, даже имеет смысл уйти в горы… Но ты прав… У войны много форм и аспектов. Все зависит от того, где придется воевать. По сути же, параграф, под который я тебя подведу, если тебя приведут в суд, наилучшим образом подходит для Лукаша и царя…

Никифоров облокотился о дерево. Прижался щекой к влажной коре.

— Сашо, слово «шпионаж» — пугало для каждого неосведомленного человека. Я хочу уточнить не само понятие, а пользу от возможной моей деятельности…

— Тебе известно, что Высший военный совет знает все, что необходимо знать любому военному командованию.

— Так кем же я буду… для советских людей?

— Они называют своих офицеров товарищами. Я верю, что они станут называть тебя товарищем Никифоровым.

Генералу показалось, что голова у него пошла кругом. Он вдруг ощутил могущество нового, почти незнакомого чувства доверия и уважения, любви и теплоты.

— Сашо, прошу тебя… Скажи честно… как перед лицом смерти… — Никифоров пытался увидеть выражение глаз своего друга в зеленоватом свете прожектора. — А сколько левов мне будут платить в месяц… и каким образом?

Ошеломленный, доктор остановился у соседнего дуба. Такого он не ожидал. Но, собственно говоря, ведь он преуспел в карьере. Вполне естественно, что он превратился в нечто подобное Лукашу. Что можно ответить ему? Ведь Сергей Петрович даже не упоминал слова «деньги». Возможность покупать информаторов не предусматривалась.

— Не знаю, Никифор… это же советская разведка… она едва ли предложит тебе деньги за работу… Я, конечно, спрошу…

Никифоров протянул руку и проговорил:

— Послушай, если бы ты упомянул, что будешь платить мне, я пошел бы в полицию.

Доктор недоуменно пожал плечами:

— А если бы ты и вправду потребовал деньги, я пошел бы к Лукашу и сказал бы ему, что у него великолепный друг. Никифор, на свете появилась Москва! Там все по-новому. А старая Европа мерит новую Москву на свой аршин. Считают, что большевистское государство и его успехи можно измерить мерками буржуазных представлений… В сущности, мы с тобой сейчас маршируем в составе не только русской армии… Мы маршируем в составе мирового отряда, борющегося за свободу человечества. Это новая, единственно правильная формулировка для моей… и, возможно, уже и твоей деятельности. Все зависит от того, устоишь ли ты на своей позиции или отойдешь в сторону, потому что мы едва ли получим что-нибудь большее, чем по одной пуле…

В кондитерской у моста Орлова генерал Никифоров разглядывал кофейную гущу в чашке. Вдруг он поднял глаза и предложил:

— Сашо, давай я тебе погадаю?

Доктор пожал плечами.

— Заранее предупреждаю тебя, что нельзя говорить «благодарю», а то ничего не сбудется…

Сейчас генерала волновала внезапная мысль о Сашо. Юрист и высший военный чиновник, этот человек был одним из немногих, выделявшихся своей высокой нравственностью. Что же сказать Сашо, пока он разглядывает чашку, делая вид, что гадает? О своем уважении к нему? Интересно, сознает ли Сашо, что самое главное в нем — это умение претворять в жизнь любую идею.

— На твоей чашке написано, что ты избрал большой и трудный путь, Сашо. — Генерал улыбался и вертел в руках то, что внезапно потеряло свою условность. — Здесь написано… что, несмотря на бури и бураны… несмотря на песни сирен, капитан корабля приведет его в нужную гавань.

Пеев едва заметно кивнул и заметил:

— Я в этом убежден, но я не верю в хепи энд. Это возможно только в одном случае — если троянцы окажутся лыком шиты.