Перед вратами жизни - [54]

— Вы работали в фирме Круппа? — снова возобновляет разговор переводчица. — Вы когда-нибудь разговаривали с Круппом лично?

Собственно говоря, такое важничанье вполне вписывается в мои планы. Только бы не погибнуть слишком рано, ни за что ни про что, говорит мой внутренний голос. Если уж суждено погибать, то тогда лучше в Москве. Мне слишком сильно хочется поговорить с кем-нибудь из истинных руководителей Коминтерна.

— Кого именно из Круппов вы имеете в виду? — уточняю я, давая им понять, что знаком со многими из семейства Круппа. — Там есть, например, старый Крупп фон Болен унд Гальбах. Но, как вам наверняка уже известно, он отошел от дел. В настоящее время единственным владельцем является его сын Альфрид.

Когда я заметил, что вместо имени «Альфрид» переводчица записала «Альфред», я поправил ее:

— Нет, нет. Вы должны написать «Альфрид» через «и». В газете для военнопленных я тоже встречал до сих пор только неправильное написание этого имени.

Я делаю вид, что хорошо осведомлен в этом вопросе.

— Во всяком случае, мы знаем, кто имеется в виду, — ставит меня на место переводчица. — Итак, что у вас с этим Альфридом Круппом?

— Во время других допросов я уже неоднократно подчеркивал, что вы здесь в социалистической России изображаете этих современных капиталистов в совершенно неверном свете. Взять, например, этого Альфрида Круппа, это симпатичный скромный человек, который называет себя инженером. Я однажды познакомился с ним во время ужина в ресторане «Кайзерхоф» в Эссене, где волей случая мы с ним оказались соседями за столом. В тот вечер он много говорил и о Советском Союзе, который только что посетил.

Хорошо, что переводчице требуется некоторое время, чтобы переводить Борисову мои ответы. Поэтому я могу спокойно все обдумать. Далее меня спрашивают:

— Когда этот капиталист был в нашем Советском Союзе?

— Разумеется, только во время войны, — объясняю я. — В тот раз он посетил Харьковскую область и Донецкий угольный бассейн.

— И конечно, там все было плохо, да? — говорит переводчица.

— И в этом случае я вынужден указать вам на то, что вы, видимо, не до конца понимаете образ мыслей таких капиталистов, — осмеливаюсь заявить я. У меня возникает такое чувство, что сегодня мне придется еще не раз возражать им. Затем я продолжаю: — Например, Крупп сказал, что некоторые шахты, которые он видел в Советском Союзе, были оснащены по последнему слову техники. Впрочем, мы заговорили о Советском Союзе совершенно случайно. Я сказал Круппу, что недавно видел его шахту «Елена» с современной душевой, облицованной черно-белой плиткой, и гидромонитором для добычи угля. Я думал, что такая установка единственная в мире. Нет, возразил Крупп. В Америке и в России уже есть несколько подобных установок разного типа.

Прошло некоторое время, прежде чем переводчица перевела все Борисову. Затем Борисов спросил через нее:

— Как вы попали на этот ужин в ресторане «Кайзерхоф»? Кто разрешил вам присутствовать на нем?

Но я уже ожидал, что мне будут заданы подобные вопросы, и заранее подготовил ответ на них. Меня не смутило, что Борисов внимательно смотрел мне в лицо, пока переводчица задавала эти вопросы.

— Как у свободного журналиста передо мной стояла задача получать разнообразную информацию. И о капиталистах тоже, — начинаю я издалека. — Если бы это не было моим принципом, то сейчас, например, я бы ничего не смог рассказать вам о капиталистах. На тот ужин, когда я оказался соседом Круппа, я попал сразу по окончании заседания Имперского Союза шахтеров!

— Когда состоялось это заседание?

— Ну, — задумываюсь я на мгновение, — где-то осенью 1942 года.

— Кто еще присутствовал на этом заседании?

— Во-первых, западногерманские угольные бароны. Во-вторых, руководители угольной промышленности, я имею в виду имперских уполномоченных. И местные власти.

У Борисова еще один вопрос:

— Господин старший лейтенант хотел бы знать, был ли на этом заседании епископ и духовенство.

— Духовенство? — озадаченно повторяю я и чувствую себя в довольно дурацком положении. — Однако я вижу, что вы не имеете ни малейшего понятия об общественных отношениях в Германии, в противном случае вы бы не стали спрашивать, принимал ли участие в заседании Имперского Союза шахтеров епископ.

— Вы не должны что-то рассказывать мне, вы должны говорите только то, что я обязана перевести господину старшему лейтенанту, — прерывает меня переводчица.

— Переведите, пожалуйста, господину старшему лейтенанту, что, по моему мнению, у него складывается неверное представление о положении дел в Германии.

Допрос продолжается более часа. Кабинет начальника второго отдела кажется мне все более убогим. Окна заклеены пожелтевшей газетной бумагой. Канцелярские принадлежности на письменном столе Борисова, видимо, стояли тут и до революции, во времена царизма. На всем лежит толстый слой пыли. Вычурность и мещанство.

Наконец все заканчивается тем, что Борисов через переводчицу сообщает мне, что мои показания настолько заинтересовали его, что завтра он снова вызовет меня на допрос.

Когда я вместе с переводчицей снова иду назад в комендатуру, она говорит: