Перед вахтой - [79]

— Ты мне покажешь его?

— Оно в училище.

— Значит, не покажешь.

В следующее увольнение, — пообещал Антон.

— В следующее увольнение ты скажешь, что выбросил его, поморщилась Нина. — Ты провел с ней ночь?

— Что значит «провел ночь»? — начал Антон торопливо. — Я пробыл с ней вдвоем часа три…

— Ночью, в отдельной комнате? — вела она допрос.

— Ну, — потупился Антон. — Но ничего…

— И правда, она написала тебе, что это лучшая ночь в ее жизни?

— Неправда! — вскрикнул Антон, растерянно сердясь. — Она написала, что утром ей было радостно, а раньше…

Он запнулся, осознав весь ужас возникающих параллелей.

— Продолжай, — холодно произнесла Нина.

— Продолжать нечего, — сказал он, подумав вдруг, что только не любящий человек может так дотошно добиваться скверного признания. — Мы разговаривали, и ничего больше.

— Я бы поверила, если бы ты сказал, что разок-другой поцеловались, — произнесла она брезгливо

— Этого не было, — сказал Антон, и ему было горько от бессмысленности и унизительности всех этих оправдываний.

Не любит, не любит, точила его мозг разъедающая мысль. Разве любящий человек может так упорно добиваться доказательства, что любимый его обманул?..

Нина вдруг рассмеялась:

— А я-то, дура, удивилась, откуда эта сцена ревности! Почувствовала какую-то вину за то, что немножко согрела несчастного человека. Оказывается, ты судил по себе.

— Видишь ли, — предпринял Антон еще одну попытку, — я тоже в некотором роде немножко согрел несчастного человека.

— Несчастного оттого, что прежние ночи с парнями были не такие очаровательные, как с тобой? — засмеялась она отвергающим смехом.

«Нет, — подумал Антон, — так можно разговаривать с врагом, а не с любимым…»

— В Москве было то же самое? — спросила она почти бесстрастно.

— Нет, — сказал Антон, не надеясь уже ни на что.

— И в Линте, наверное.

— Нет и нет! Я же люблю тебя! — сказал он, и в бессознательном расчете на проверенное вековой практикой средство прижал ее к себе, и стал целовать.

Она выбралась из его объятий как бы без всякого усилия и отошла в дальний угол,

— Чего же мне ждать? — вслух рассуждала сама с собой Нина — Неуважения, подозрений, страданий и грязи. Разве «любить» и «верить» — это существует друг без друга? Разве можно любить, когда не веришь?

— Да, — слабо сказал Антон, — тот, кто любит, верит хорошему и не обращает внимания на плохое.

Он выразил свою мысль не совсем верно, и Нина тут же использовала его оплошность:

— Да, конечно, дурным людям очень выгодна эта святая слепота любви. Но, прости, Антон, я уже не люблю тебя. Ты существуешь во мне, как рана, которую надо лечить.

— Я не виноват, — твердо сказал он.

— Не виноват? Покажи письмо.

— Это бесполезно, ты не любишь меня и прочтешь в нем то, что подкрепит эту твою… нелюбовь. То есть то же самое, что прочел в нем человек, который ревнует эту девушку ко мне.

— Господи, он хвастается перед приятелями письмами любовниц!.. Уходи, Антон. Ты мне противен. Уходи.

— Ты любишь Дамира? — спросил он.

— Какое тебе дело? Уходи.

— Уходить насовсем? — с покорностью обессилевшего человека спросил он.

— Неужели ты ничего не понял? — раздраженно сказали она.

— Кажется, понял. — Антон был почти уверен, что она любит Дамира. Много в литературе примеров тому, что женская любовь рождается из жалости. — Ты любишь другого.

— Ах, как ты примитивно создан! Я могу жить только в чистом мире, с чистыми людьми. Я еще долго буду отмывать твои прикосновения. Боже! Сегодня она, завтра я, и все это просто, уверенно, без угрызений совести, с непосредственностью дикаря, и тут же уверения в любви, а напоследок сцена ревности! Прошу тебя, избавь.

— Я уйду, — окончательно сдался Антон. — Но я не виноват. Может быть, ты вспомнишь, сколько у нас было прекрасного и… Я надеюсь.

— Напрасно, — глухо отозвалась она.

Напрасно… До конца увольнительного времени он бродил по городу, не замечая улиц. Он не винил женщину, которая, разлюбив, воспользовалась таким удобным предлогом. Неловко же ей, в самом деле, так просто швырнуть близкому человеку в лицо: проваливай, я тебя уже не люблю. Вот и нашлось объяснение странному «может быть»… И если бы не коварный Билли, пришлось бы ему еще какое-то время гадать насчет этих взглядов сквозь стену и ответов невпопад как в те два дня… Билли хотел сделать гадость, а совершил доброе дело. Правду говорят, что все, что ни делается, все к лучшему. Но как жить дальше без Нины, как заполнить пустоту…

10

Трудно заживают раны на такой нежной и даже вообще нематериальной ткани, как человеческая душа. На время какое-нибудь занятие, подобно наркотическому средству, успокоит зудящую боль но стоит прекратить занятие, и опять освобожденное внимание накрепко привязывается к пораженному месту. Творческое вдохновение посещало его теперь редко, да и веселыми как раньше, стихи не получались.

Встречая изредка Дамира на перепутьях, он замечал в его облике признак возрождения и не сомневался, что тот видит Нину наяву.

Упадническое Антоново творчество попалось на глаза комсоргу роты Косте Будилову.

— Здорово ты скис, Антоха, — сказал Костя. — Даже дешевый юмор из тебя теперь не лезет. Зачем жидкой слезой страницу кляксишь?