Перед вахтой - [75]

— Вас способна увлечь такая тема… Вы, конечно, представляете себе, что такое Голливуд? Теперь вспомните, что такое сказка про Красную Шапочку. Теперь вообразите, как осуществили бы постановку этой сказки в Голливуде.

— Наверное, превосходно осуществили бы, — сказал Антон.

— Превосходно, да, — не стал спорить Ральф Сарагосский. — Но вот что характерно: наше «превосходно» и американское «превосходно» не совпадают по содержанию. Что мы представляем себе, когда слышим слова «американское кино»? Мы представляем себе секс, джаз, выстрелы, убийства, погони, грабежи, суперменов, право сильного и безутешные слезы жертв. Я не прав?

— Конечно. Каинова печать капиталистического строя, — согласился Антон.

— Ну и как же поставил бы Голливуд «Красную Шапочку»? — задал Ральф ораторский вопрос.

— Я вас понял, — сказал Антон. — Надо подумать… Вы знаете, это может быть смешно… — Ему грезились образы и строчки. — Это уже смешно… Это очень смешно… Постойте…

Буря. Ночь.

В кромешном мраке

заунывный вой собаки.

— Да, да, что-то есть, — встрепенулся Ральф.

— Погодите, — отмахнулся Антон. — Дальше так:

Огороженный плетнем

деревенский старый дом.

Неумолчно буря злится.

Лет пятнадцати девица

в красной шапке набекрень

ловко лезет на плетень…

— Картина! — выразился Ральф Сарагосский. — И в следующем кадре бабка…

У плиты стоит бабуся,

улыбаясь, жарит гуся.

Звон стекла…

На грудь нога.

«Где от сейфа ключ, карга?»

— Вы вспотели, — сказал Ральф Сарагосский и подал Антону платок.

Антон вытер лоб, машинально положил платок в карман и продолжил:

— Дальше примерно так…

«Ключ потерян!» —

«Лжешь, хрычовка!» —

Небольшая потасовка.

Дикий вопль.

Удар ножом.

Кровь из раны льет ручьем.

— Невообразимо отлично! — громко сказал Ральф Сарагосский. — И вот, что характерно: в каждой строчке есть драматургия.

Ласковые мамы первокурсников вскинули удивленные лица. Бледная дева вздрогнула и еще чаще захлопала ресницами, озираясь. Антон достал платок, крепко вытер лицо и отдал вещь Ральфу.

— Вы прирожденный эстрадный автор, — сказал Ральф Сарагосский. — Вы могли бы зарабатывать на эстраде баснословные деньги. Кстати, о деньгах: вы много получаете в Управлении по охране авторских прав?

— Не знаю о таком…

— Наивный мальчик! Там же лежат деньги на ваше имя. С каждого концерта, — объяснил Ральф, — вам причитается некоторая, небольшая правда, сумма. Если ваши вещи исполняются часто, денег накапливается много. Например, я исполняю ваш фельетон в каждом концерте, а их у меня шесть в неделю.

— Все это очень кстати, — обрадовался Антон, вспомнив про подарок. — Надо выяснить, где находится эта преполезнейшая контора.

— И выяснять нечего, — сказал Ральф. — Она на Владимирском проспекте. Ступайте туда завтра же.

— Завтра? У нас так не делается, — засмеялся Антон и простился.

Он пошел искать старшину роты. Лев Зуднев отыскался у ружейной пирамиды. Он только что засунул мизинец в канал ствола карабина Сеньки Унтербергера.

— Товарищ главный старшина, — обратился к нему Антон сугубо официально. — Разрешите уволиться до ужина.

— Что такое? — насторожился Лев Зуднев. — Предупреждаю, что если у вас заболела тетя или родители переезжают на новую квартиру, не отпущу. Это устарелые и скучные причины.

— Мне нужно получить гонорар в Управлении по охране авторских прав, — огорошил его Антон причиной. Лев Зуднев вытащил из карабина мизинец, протер его ветошью и согнул перед носом подчиненного:

— Загибаешь?

— Режу правду-матку, товарищ главный старшина, — сказал Антон.

— Деньги предъявишь?

— Если дадут.

— Ах, если, — протянул главный. — Видали мы таких сообразительных. Иди в класс, читай художественную литературу.

— Я не похоронное бюро, полной гарантии дать не могу, — рассердился Антон. — Не дадут денег, так справку возьму, что я у них был.

— Уговорил, — сказал Лев Зуднев. — Одевайся!

В бухгалтерии было два стола, и, конечно, Антон сперва подошел не к тому.

— Вам нужно обратиться к Раисе Владимировне, — указала полная дама.

Молоденькая Раиса Владимировна усадила Антона перед собой на стул, достала из ящика кипу бумаг и стала пересыпать их ловко, как давний игрок карточную колоду.

— Мы удивлялись, — приговаривала она попутно, — приходят деньги на фамилию Охотин, а сам Охотин не приходит.

Она нашла нужную карточку и положила перед собой. Я ведь не знал, что вы существуете, — оправдался Антон.

— Существуем, и, говорят, не напрасно. Могу вас обрадовать, — улыбнулась Раиса Владимировна. — На вашем счету шестьдесят шесть рублей.

— Милостивые боги! — изумился Антон. — За один-то фельетончик!

— Наверное, вас много исполняют, — объяснила Раиса Владимировна. — Значит, удачная вещь. Вот демобилизуетесь, будет у вас заработок. Вам еще долго служить?

— До гробовой доски, — сказал Антон. — Я курсант.

— Ах, вот как… — сочувственно вздохнула Раиса Владимировна и выписала бумагу, которую. Антон принял с трепетом души и заметным сердцебиением.

Документ свидетельствовал о его принадлежности к писательскому цеху, объединению, в котором состоят кандидаты на бессмертие.

— Есть время забежать, — сказал он себе, взглянув на часы. — Правда, это будет смахивать на хвастовство, а этого Патанджали не одобряет. Но ведь могу же я не сказать! Нет, не могу… Непременно проболтаюсь…